Представителем ЦК в лодзинской и згежской организациях был в тот период Станислав Пацановский, «Михалек», который часто наезжал в Згеж и Лодзь, привозил литературу и инструкции партийного руководства. Згежская организация решила любой ценой привести в исполнение смертный приговор над предателем Сиремским. В условиях небольшого местечка, где все знают всех, возможность слежки и раскрытия предателем организации была больше, чем в другом месте.
26 марта, когда Юзеф Сиремский вечером шел по улице, на него внезапно напали двое. Один из них выхватил кинжал и нанес предателю удар сзади, после чего оба бросились бежать. Это удалось лишь одному. Второго задержала толпа, сбежавшаяся на крик Сиремского. Рана предателя оказалась легкой…
Между тем, в самый разгар облав и арестов, из Парижа возвратился Куницкий… Перед партией стояли три важнейших задачи: надлежало возобновить издание партийного органа, который был бы неопровержимым доказательством существования партии и помогал в развитии широкой пропаганды среди рабочих; другим важным делом было воспитание новых кадров агитаторов в интеллигентских кружках; требовалось также начать энергичную борьбу с провокацией и доносительством, которые вкрались в ряды партии и рабочего класса, и тем самым пресечь настроения паники, поднять дух рабочих, угнетенных неудачами, сотрясающими партию с сентября 1883 года.
Куницкому пришлось практически в одиночку взвалить на свои плечи тяжкое бремя забот о выведении партии из трудного положения. Это его не пугало, напротив, его вера в себя возросла. Единственным человеком, который мог помочь Куницкому, был Петр Бардовский, наиболее опытный из оставшейся горстки революционеров, вызывающий их расположение своею неизменной добротой и высокой культурой. С момента возвращения Кунацкого из Парижа квартира мирового судьи превратилась в главную конспиративную квартиру ЦК партии. Куницкий и Дембский перенесли туда значительное количество нелегальной литературы, там помещался секретариат и архив партии. Квартира Бардовского служила местом встреч главных предводителей партии и переговоров с прибывающими и местными деятелями «Народной воли». Оптимизм, самоуверенность и беззаботность Куницкого передались Бардовскому. Под влиянием Куницкого он поверил, что ему, заметному чиновнику царской администрации, не грозят подозрения со стороны властей и слежка. Он почти не протестовал, когда Куницкий без разрешения приносил к нему пачки изданий, а потом и шрифт, из которого начали набирать номер 5 «Пролетариата». Куницкому приходила на помощь Наталья Поль, которая всегда становилась на сторону «пламенных юношей», безгранично преданных делу революции и жестоко преследуемых властями. В конце концов квартира Бардовского была настолько заполнена нелегальными изданиями и шрифтом, что они нередко лежали попросту на столе, креслах и даже на подоконнике. Бардовский с этим примирился…
Никто из бывавших у Бардовских, даже осторожный Дембский, не подозревал, что тайная полиция напала на их след еще до приезда Куницкого из Парижа. Это произошло благодаря шпику Гусарскому, который продолжал свою доносительскую деятельность, проникнув в глубь Варшавской организации, а также агенту жандармерии Эдмунду Барановскому, жившему вместе с членом «Боевой дружины» Людвиком Стависким. Наличие в «Боевой дружине» с первой минуты ее деятельности такого ловкого провокатора, как Барановский, парализовало ее деятельность. Акции «Дружины» с самого начала направлялись следственными органами, в особенности подполковником Черкасовым и майором Секеринским. Провокатор выдвинул проект целого ряда бомбовых покушений на представителей царской администрации, в том числе следствия и прокуратуры: майора Секеринского и вицепрокурора Янкулио. Подготовка бомбовых покушений имела целью подвести вождей партии в будущем под смертные приговоры суда, при том что Черкасов и Секеринский ничем не рисковали…
Арестование в квартире Бардовского архива и секретариата партии стало последним ударом. В руки жандармов попала корреспонденция и тайные записи с адресами… Среди деятелей, заключенных в X павильон, оказались слабые, незакаленные люди, которые сломались под жандармским прессом и дали обширные показания…»
Глава девятнадцатая
МИХАЛЕК
«…Пан разрешит, если сегодняшний наш разговор будет непротокольным? От слов своих я не откажусь, не подумайте. Решенное решено, но я спросил себя: а что если, Станислав, пан подполковник сначала узнает о твоих мотивах? Ведь они есть у тебя? Есть же и у тебя уважительные причины, не менее веские, чем у твоих бывших товарищей? Пан подполковник спросит: зачем мне это нужно?.. А для уважения, пшепрашам. К предательству, как известно, все относятся одинаково скверно: и преследуемые, и преследователи. Меня непременно заклеймят в предательстве. А что если здесь не предательство?