Предназначение: Повесть о Людвике Варыньском

Она произнесла последние слова самым естественным топом, как само собою разумеющееся, отчего они произвели еще большее впечатление на Варыньского. И тут надо отдать ему должное. Настоящий мужчина. Он не испугался, не стал ахать и охать, не стал и радоваться, а лишь взглянул на часы и спросил: «Сколько времени нужно пани, чтобы собраться?» И это все решило! Все! Игра зашла слишком далеко, отступать было поздно. «Два часа», — сказала она, обомлев от ужаса, ибо нужно было не только устроить дела, связанные с детьми и деньгами на поездку, но и привести в порядок туалеты, просто-напросто решить — какие из них брать… Она велела заложить карету, а сама отправилась собираться, оставив Варыньского в гостиной.

Спустя два часа они ехали в Киев и были укрыты в кибитке одним мохнатым пледом. Их трясло, они молчали. Лошади бежали резво, дорога была хорошо укатана. Их несло, как на крыльях…

Что бы ни говорили ханжи, это самые упоительные минуты в любви, когда несет, как на крыльях!

Через два дня они были во Львове, где остановились в отеле «Берлинский», назвавшись супругами Яблоновскими…

Она бывала во Львове неоднократно, но лишь в тот раз ей открылась красота и романтичность этого города. Они бродили по старым улочкам, любовались на шпили замков, на старинные гербы, и разговаривали, разговаривали… Варыньский показался ей совсем с иной стороны. Энергия и решительность в сочетании с непосредственностью и мальчишеством не мешали ему исключительно здраво рассуждать об общем деле. Она была поражена тем, что он твердо знал, чего хотел, хотя и не блистал фразами. Когда говорили о жизни, то есть о семье, о родственниках и друзьях, об отношениях между мужчинами и женщинами, перед нею был человек значительно моложе нее. Она лучше разбиралась в житейских вопросах. Но лишь только разговор касался положения рабочих или социально-революционной пропаганды, как Людвик становился старше, она со вниманием прислушивалась к нему. Ну и, безусловно, он лучше знал быт рабочих. Тут она сдавалась на милость победителя, а он, не пытаясь подшучивать, как сделал бы Избицкий, убеждал ее в том, что заниматься социальной революцией, не зная быта работников, невозможно. Впрочем, он вовсе их не идеализировал. Однажды утром, увидев, что она надела богатый наряд, попросил мягко: «Марья, надень что-нибудь попроще. Я тебя поведу к пану Лойке». — «Кто это такой?» — «Владелец трактира. Там собираются рабочие». Она долго не могла выбрать наряда. Наконец просто пошла и купила скромное платье, в котором и отправилась в трактир. Людвик на сей раз не удержался и отпустил-таки колкость: «Если пани каждый раз будет покупать специальное платье для визитов к рабочим, то ее муж может разориться…» Она рассердилась, впрочем ненадолго. Тогда она ему все прощала.

Они ели соленое печенье и поджаренные на сковороде колбаски. В жизни она не ела ничего вкуснее! Рядом за столами сидели молодые и пожилые рабочие. Людвик прислушивался к их разговорам, потом сдвинули столы. Он представил ее народной учительницей, а сам назвался слесарем из Варшавы Яном. Спрашивал у рабочих про условия труда в Галиции, рассказывал о фабрике Лиль-попа, где сам успел поработать… Рабочие слушали внимательно. Один из пожилых спросил: «Пан — шляхтич?» — «Да», — кивнул Людвик. «Видно, Польша никогда не поднимется, если шляхтичи стали слесарями…» — «Наоборот, — живо возразил Варыньский. — Поднимется Польша, только не шляхетская, а рабочая». — «Устами пана мед пить, а мы пока пиво хлебаем», — улыбнулся старик.

Потом Марья спросила у него, почему он представил ее народной учительницей? Он замял разговор, вид у него вдруг стал виноватый. Через три года из статьи его в «Рувности», посвященной памяти Пласковицкой, Марья узнала, что пани Филипина в то время работала народной учительницей близ Варшавы.

Посетили они и процесс Котурницкого, Франко, Павлика и других социалистов. Михал обрадовался, увидев их с Людвиком в зале суда, но тут же улыбка сползла с его губ. Вероятно, по их виду можно было о многом догадаться, хотя Котурницкий — человек не тонкий и глуповатый, как позже выяснилось. У него было красное лицо, оно все время казалось потным. Впрочем, она не хотела вспоминать о Михале…

Нанесли они визит и Болеславу Лимановскому. Лучше было бы воздержаться от этого визита! Старый сплетник разнес потом по всей Европе, что Янковская, мол, будучи замужней женщиной и матерью двоих детей, не постеснялась остановиться с Варыньским в одном номере отеля!