Предпочтение смерти (СИ)

Орадо открыл походную фляжку, плеснул часть ее содержимого на свою голову, потом обратил свое внимание на заходящий за горизонт красноватый, колеблющийся в легкой зыбке глаз Солнцеликого. Даже уходя на покой, тот, казалось, прилагал все усилия к тому, чтобы сжечь это нечестивое место. Кто знает, может быть и правы жрецы Митры, убеждая всех, что вовсе не огненный шар освещает землю после ухода ночи, а сам суровый, справедливый бог восходит над землей, испепеляя своими лучами всякого рода погань, не успевшую спрятаться от его взора.

С такими рассуждениями, ахеронец обвязал вокруг головы припасенный для таки случаев платок, принялся взбираться на высокий бархан, нависший над древней гробницей. Оказавшись наверху, он попытался найти взглядом старую, заброшенную дорогу, что тянулась до самого Кеми. Мало кто теперь ходил сим путем до портового города, поскольку оазиса, что прежде привлекал в эти места путников, уже давно не существовало. Черная магия, исходящая от некрополя, погубила всякую зелень, осушила и погребла под песками пруд. Лишь редкий путник ныне показывался на старой дороге, не ведая об опасностях, что скрывала раскаленная солнечными лучами мрачная пустыня.

Еще раз взглянув на старую усыпальницу, Орадо уважительно махнул ей на прощание рукой, после чего побрел на запад, надеясь еще до ночи повстречать какой-нибудь торговый караван, с которым мог бы дойти до городских ворот.

Пройти ему, впрочем, удалось всего несколько десятков шагов, прежде чем откуда-то (должно быть, из-за ближайшего бархана), послышалось негромкое шипение. Таким образом, чаще всего шипят разъяренные ползучие гады, после того, как на них наступают неловкие путники. Единственными же тварями в этом месте, способными издавать такого рода звуки, были дюнные драконы - любимые зверушки всадников пустыни.

Орадо остановился, принялся беспокойно оглядываться по сторонам. Когда же, всего в десяти шагах от него, прямо с бархана начал осыпаться песок, ахеронец понял, что оказался прав.

Дюнный дракон, освободив передние лапы, начал вытягивать из песка прочие части своего тела. Древняя, как сам мир тварь, пережиток прошлых эпох, медленно двинулось к Орадо, покачивая треугольной головой. На спине у нее молодой человек увидел седло, на котором поблескивала золотая эмблема правителя Западного Стигийского царства.

- Эй, усталый путник! - прокричал кто-то из-за спины ахеронца. Он обернулся и увидел облаченного в легкие доспехи, темнокожего человека, сидевшего на вершине того бархана, с которого только что спустился сам. - Куда ты держишь свой путь? Уж не к торговой ли дороге?

- Да, друг мой, - ответил Орадо, сложив руки в знаке приветствия. - Я направляюсь к блистательному городу.

- Со стороны мертвого города ты идешь, - резко произнес страж пустыни. Он вытянул руку, указал на восток. - Вон оттуда. Из запретного места.

Орадо не ответил. Да и не нашлось у него слов для ответа.

Когда дюнный дракон, приблизился к бывшему веналию и коснулся его плеча раздвоенным языком, ахеронец поморщился от отвращения, однако не решился даже пошевелиться. Молодой человек знал, что дерзни он сделать хоть одно резкое движение, грозное животное, стоявшее за его спиной, просто-напросто оторвет ему голову.

- Как тебя зовут, чужестранец? - спросил стигиец.

- Меня зовут Орадо.

- А, так это мы тебя ждем, - темнокожий воин встал на ноги и принялся стряхивать с себя песок. - Не двигайся. Я сейчас спущусь к тебе, чужестранец.

- Как вы сказали? Вы ждете меня?

- По приказу его величества Амен-Каури, царя объединенных городов западной Стигии, правителя вселенной и владыки поднебесного народа, я должен тебя задержать и проводить во дворец. Не двигайся, повторяю, - Страж Пустыни подошел к Орадо. - Отдай мне свое оружие.

Ахеронец помедлил, оценивая свои шансы на победу в том случае, если бы он вздумал оказать сопротивление. Услышав же, где-то позади себя фырканье еще одного дюнного дракона, он мысленно проклял всех стигийцев на свете, после чего вытянул из ножен меч и протянул его стражнику.

5

Об этом жутком пустынном крае рассказывали многое. Путешественники говорили о нем часто с упоением от увиденных причуд, но еще чаще с неприязнью в голосе, или с ужасом. Но ни один человек, побывавший в Стигии, не рассуждал об этой стране с равнодушием.