Задавшись этим вопросом Орадо обошел саркофаг, разглядывая замысловатый орнамент, пока не наткнулся на изображение чего-то очень похожего на алтарь, или жертвенник, на котором лежало человеческое тело. На первый взгляд, ничего необычного. Такие рисунки во множестве имелись на стенах храмов, к западу от унылых, покрытых пеплом равнин Ахерона. Но все они создавались по определенным канонам, от которых не позволялось отойти ни резчикам по камню, ни художникам, а потому были схематичными и внимания почти не привлекали. Над созданием этого изображения резчик, по всей видимости, работал продолжительное время. Он уделил внимание всякой мелкой детали, вплоть до кончиков пальцев несчастного, над которым склонилось змееподобное существо, державшее в руках какой-то черный предмет. Интересно, что это? Человеческое сердце, или статуэтка какого-то бога? Не похоже, впрочем, ни на то, ни на другое. Оно скорее напоминает камень. Жабий камень.
Испугавшись собственной догадки, Орадо сразу же переключил свое внимание на основную цель своего визита в старую усыпальницу. Не тратя время попусту, он бесцеремонно взобрался на ковчег, протиснулся под крылом одной из статуй и подполз к украшенной драгоценными камнями чаше, установленной в глубокую нишу. Осторожно коснулся ее серебряным стержнем, проверяя наличие магических стражей. Серебро сохранило свой первоначальный цвет и это давало основания полагать, что колдовских ловушек можно не опасаться. Ну чтож, вполне ожидаемо. В нынешнюю ночь - первую из ночей шестого месяца високосного года, охранные заклинания утрачивали свою силу. Хотя, может статься, что за давностью лет, они и вовсе не действовали, как это нередко случалось в подобных местах.
Молодой человек натянул перчатки, осторожно вытащил чашу из глубокой ниши. В тот момент, когда желанная цель, к которой он шел на протяжении двух месяцев оказалась его руках, Орадо почувствовал как покачнулся старый ковчег. Словно содрогнулись от боли стены оскверненной присутствием человека древней гробницы и откуда-то со стороны проема подул легкий ветерок. Ахеронец замер от неожиданности, обеспокоенный обстоятельством произошедшего, не зная чего ожидать. Должно быть, вытащив из ниши Темный Дар, он пробудил какие-то спящие магические силы и легкое сотрясение было откликом одного из сработавших охранных заклинаний.
Орадо стер со лба каплю пота и торопливо пополз назад. Спустившись с саркофага, он раскрыл походную сумку, бережно положил в него чашу. После этого, пытаясь унять дрожь в своих руках, ахеронец на какое-то время сжал кулаки и вслушался в зловещее безмолвие, царившее в древней усыпальнице.
Ничего. Только тишина.
Тем не менее, что-то было не так. Что-то происходило в стенах старой гробницы и он это знал также верно, как и свое имя. Не смотря на то, что нынешняя ночь была единственной в году, когда всякая нечисть заползала поглубже в свои укрытия, Орадо теперь не желал ничего более, чем выбраться из проклятого склепа. Тревогу его усиливал колеблющийся от слабого дуновения огонек на свече. Молодой человек помнил, с каким трудом закрывал тяжелые двери усыпальницы, срывая магические печати с засовов. Почему же тогда так играет пламя?
Если отбросить всякое нерациональное объяснение, то вполне разумно было бы предположить, что врата в склеп снова открылись и в усыпальницу проникли люди. Посмертные подношения обитателям подземного мира манили всякое отрепье, не боявшееся гнева Царя Царей и только страх перед незримыми стражами посмертной обители, мог удерживать их от соблазна ограбить древнюю сокровищницу. Вот только, в такие ночи как эта, магические охранники спали.
Ахеронец вытащил из сумки черный мел и принялся рисовать рядом с каменным гробом замысловатые узоры, попутно сбивая слой многовековой пыли. Рассчитывая, что ему хватит времени для создания правильных контуров пентаграммы, он старался не торопиться поскольку малейшая ошибка в рисунке могла привести к непоправимым последствиям. Лишь четкость и совершенство линий способны были обеспечить безопасную работу портала.
Когда огонек сильно дернулся, вовсе грозя погаснуть, ахеронец досадливо взял свечу в руку и подался к одному из омерзительных идолов, возле которого клубилась потревоженная пыль. В голове его отчего-то возникли уместные слова из песни придворного менестреля 'Живые во тьме', касающиеся мертвецов, по ночам восстающих из своих могил. Но та песня, конечно, была всего лишь отражением человеческих страхов перед ликами Бездны. А вот сомнений в том, что по узкому коридору, в сторону погребальной камеры кто-то двигался, у Орадо уже не оставалось. Откуда-то из темноты до его слуха доносилось звучание тихих шагов, а порой и приглушенные голоса. По древнему, покрытому многовековой пылью и паутинной коридору, шли люди.