Предпоследнее дознание

Экранчик погас. Ещё не расставшись с улыбкой, Кван обернулся и увидел, как металлическая коробка подползла к оставленному пакету и буквально за секунду проглотила его.

- Стоп! Стоп! - заорал Кван, выхватывая на бегу жетон с двумя синими треугольничками.

Робот остановился, подчиняясь, разумеется, не символике "Предпоследнего Дознания", а сигналу встроенного в жетон микрочипа.

- Открой мусорный отсек!

Крышка гулко отскочила, выпуская облачко дыма и сажи в лицо дознавателю.

- О нет! - Кван рухнул на колени.

Прохожие с удивлением оглядывались на странного чумазого человека, который в дорогом сером костюме стоял посреди улицы на коленях и осыпал свою голову ударами.

*  *  *

- Здравствуйте, Павел! Пожалуйте за стол.

Карев оторопело уставился на журнальный столик, который стоял теперь между диваном и стулом. Банка с мёртвыми цветами исчезла, уступив место двум чашкам, чайнику и тарелке с неровными бутербродами, где жёлтые треугольнички сыра чередовались с колбасными кружочками.

- Садитесь-садитесь. - настаивал Харчевский, - Лучше сюда, здесь мягче.

Следователь послушно сел на диван. Хозяин взялся за чайник.

- Вам покрепче?

- Нет. Эдуард Васильевич, спасибо за угощение, но сегодня у нас последняя встреча и будет досадно, если не удастся вывести следствие из тупика.

- А вам это чем-то грозит? - профессор сел на стул и аппетитно отхлебнул из чашки.

- Не найти ни одного доброго дела это гарантированный минус в послужном списке. Если их наберётся три, меня снимут со следственной работы.

- Уволят?

- Вообще-то увольняют. Но меня не смогут, я орденоносец. Поэтому скорее всего переведут на низшую должность в какой-нибудь из неследственных отделов. Зарплата меньше, соцстатус ниже, и карьеры никакой.

- Вот как... Знаете, я думал. Честно пытался вспоминать. Ничего не приходит на ум. Только...

- Что?

- Котёнок. Но это несерьёзно. - Эдуард Васильевич сделал долгий глоток и отставил чашку.

- Расскажите, пожалуйста.

- Да что тут рассказывать. В детстве, когда мы с мамой гостили у бабушки, я спас котёнка. У соседки была кошка, она окотилась, а соседям котята были не нужны и они хотели их закопать. Живьём. В мешке. А мне было жаль котят, и я, в общем, украл одного. Спрятал его на сеновале. Носил ему тайком молока. Мой секрет раскрыли на следующий день. Но бабушка растрогалась и решила котёнка оставить. Вот и вся история.

- Ясно. - Карев прижал указательный палец к наморщенному лбу, - Ваши мама и бабушка уже мертвы. А брат был тогда с вами?

- Нет. Саша сильно обжёгся за неделю до того и его отправили в город.

- А как звали соседей?

- Тётя Валя и дядя Миша. Звонковы.

- Сколько вам было лет?

- Кажется, семь.

- Название деревни напомните.

- Да бросьте, Павел, вы что, всерьёз собираетесь об этом писать?

- Почему бы нет? Вполне нормальный "задел". Только свидетелей найти будет сложно.

- Ладно, не издевайтесь. Это же позор. Единственное доброе дело профессора Харчевского. Ему стоило умереть в семь лет, потому что после этого он всё равно не жил, а лишь перерабатывал воздух и пищу. И отравлял жизнь окружающим.

- Не стоит абсолютизировать результаты следствия. Мы ведь не ставим цели узнать о всех добрых делах подследственного. Наверняка есть что-то ещё, о чём вы просто пока не можете вспомнить.

- Не надо, Павел. Во-первых, я действительно все последние дни только и делал, что вспоминал. А во-вторых, вы ведь разговаривали с Катей, Ирой, Сашей, с коллегами из университета и лаборатории... Они ведь тоже не смогли вспомнить, судя по тому, как вы цепляетесь за эту жалкую историю с котёнком. А то, что Катя сказала... шкатулка с червями. Это и есть моя жизнь. И котёнок её не спасёт.

Харчевский поднял голову и посмотрел прямо на собеседника:

- Павел, мне очень жаль, что вас подстрелили моей пулей. Простите меня.

- Не берите в голову, Эдуард Васильевич. Вашей вины здесь не больше, чем вины изготовителя кухонных ножей. К тому же... - Карев рассмеялся, - именно за это мне и дали орден.

- Может быть... Вы правы были, когда говорили о моём следе в истории человечества. Много ли людей благословляли изобретателей пороха или атомной бомбы? Ладно, не будем тратить время на пустое. Павел, я хотел попросить вас.

- Да?

- Я понимаю, что сейчас нельзя. Но, быть может, потом, лет через десять, рассекретят эту методику. Если это случится, не могли бы вы тогда передать моим родным, что я... Передайте Ираиде... - Харчевский запнулся и с усилием выговорил: - Мне стыдно за то, что я загубил ей жизнь. Да, так и есть. Именно так. Я знаю, она за меня не по любви вышла. Так сложилось. Я помню, как она старалась полюбить. Чтобы семья наша стала "мы", а не просто два "я" под одной крышей... А мне это тогда казалось... неважным. Главное - карьера, статьи, возня на семинарах... Суета сует. А жизнь-то ведь совсем другою могла бы стать...

Часы пикнули.

- Пора мне, Эдуард Васильевич. Если смогу - передам.

- Спасибо! - горячо выдохнул профессор, - И Кате передайте. Я бы всё сейчас отдал, лишь бы съездить тогда с ней в Фэнтези-Парк. Скажите ей, что она самая лучшая дочь, какая только может быть.