Предпоследний Декамерон, или Сказки морового поветрия

Бабушкин папа любил вырезать всякие фигурки из дерева. Это у него было, ну… Вспомнила – хобби, вот! И потом он их раскрашивал… Он давно умер, я еще не родилась, даже мама маленькая была, в школу не ходила… У бабушки много фигурок сохранилось – везде стоят в квартире. Я с ними иногда играю, когда к бабушке прихожу. Ну, и там одна собака стояла в углу на подоконнике – такая большая и пыльная вся – фу. Я раньше с ней никогда не играла, а однажды решила просто посмотреть. Она такая вся… Облезлая… Только нос черный и блестит. Смотрю – а он железный! Я и говорю – «Би-бип!» – и нажала на него. А голова у собаки ка-ак отскочит назад! И внутри доллары лежат, такие, в трубочку свернутые. Я кричу: «Бабушка, бабушка, я клад нашла!». Она пришла, такая, медленно, и говорит – ну, какой у нас клад – а я ей деньги показываю… Бабушка посмотрела, такая, пощупала собаку, на нос ей нажала и говорит: «Надо же, тут пружинка была, а я и не знала!». Потом стала доллары смотреть… Смотрит, смотрит… И вдруг ка-ак заплачет! Я говорю: «Бабушка, что ты плачешь, вон сколько денег!» А она все равно плачет и отмахивается, слезы так и льются… Потом говорит: «Иди играй в игрушки… Ты все равно не поймешь…» – и опять плачет и все повторяет: «Если б я знала! Если б я знала! Ах, папа, папа, почему ты мне не сказал!». Ну, потом она успокоилась немножечко и говорит: «Это мой папа от мамы заначку сделал – и умер, никому сказать не успел… Десять стодолларовых бумажек… Тысяча долларов… Теперь они уже никуда не годятся, а тогда… Тогда ведь они спасти нас могли… А мы такого хлебнули, такого…». Потом мама за мной приехала – а бабушка так все и плакала…

– Так и было, – мрачно досказала Татьяна. – Мой дедушка умер в девяносто пятом, мне как раз пять лет исполнилось. Родители вообще нищие были – оба интеллигенты, ни к чему не приспособленные. Чтобы дедушку похоронить, продали все, что могли, – а тут и бабушка умерла. Ее вообще кремировать пришлось, даже без торжественного зала – просто отдали гроб где-то в заднюю дверь крематория – и все, на большее денег не было. Родители потом много лет бились, из долгов не вылезали. С работы их увольняли все время – то с одной, то с другой… И все это время у них тысяча долларов, можно сказать, на виду лежала, а они не знали… Конечно, мама расстроилась, когда Оля их нашла… Тогда, в девяностые, дачу на все лето снять для меня – двадцать долларов стоило, для мамы с папой это целое состояние было… А теперь… Мама хотела доллары обменять, а ей сказали, что выпуска до 1996 года теперь не принимают… Так что это просто пачка бумаги… Нашли бы раньше – в девяностые, нулевые – многое могло в нашей жизни измениться. В те годы это большие деньги были. И вот, маленькая девочка через тридцать пять лет нажимает на нос деревянной собаки – и… – она махнула рукой и умолкла.

– А сейчас я увидела эту пупочку, вспомнила про ту, нажала – и колесико завертелось… – сказала Оля Маленькая.

На этот раз молчали долго, со страхом и надеждой вглядываясь в разверзавшуюся перед ними тьму. Там ничто не шевелилось, не мелькало ни единого проблеска света.

– Ну, и что мы теперь будем делать, позвольте вас спросить? – вдруг требовательно изрек Соломоныч.

– Нужно найти другой выход… – жалобно сказала Катя. – Ведь мне завтра, скорей всего, ехать в роддом… Или уже… сегодня.

– А вдруг здесь будет хуже, чем если б они нас поймали? – еле слышно проговорила Маша.

– Может, да, а может – нет, – скрывая волнение, ответил ей Станислав. – Но, раз мы чудом попали сюда в такой страшный момент, это может значить только одно… – его голос дрогнул, и он замолк.

– …что это именно наш путь, который мы должны пройти, – закончила за него Оля Большая. – А что там в конце, – только Бог знает. Собственно, чем начало этого коридора хуже начала любого дня? Ведь мы же никогда не знаем, чем он кончится, а идем же.

– Ну что, Вергилий? – насмешливо глянул Борис на Макса, так и стоявшего с воздетой лампой. – Не помню, был ли у того факел, но у тебя он, во всяком случае, есть. Давай, возглавь шествие и освещай путь. Не обратно же в эту дверь ломиться.

Макс хотел подобающе ответить, но не стал, а молча развернулся и осторожно пошел по коридору; Катя, держась за куртку мужа, неотступно шла след в след. Поколебавшись, за ними последовал Борис, на ходу неосознанно взяв за руку Машу, потом кучкой тронулись остальные…

Шли пока налегке: все-таки это была еще первая разведка.

4 июля 2020 года, во время морового поветрия

Санкт-Петербург