Предпоследний герой

Теперь Настя тщательно избегала любых разговоров о Сенином кооперативе. Ей давно стало ясно: консенсуса, как теперь говорят, им никогда не достичь. А сил, чтобы отвратить мужа от этого дела, у Насти не хватает. Значит, ей остается только смириться. И ждать, пока Сеня поймет сам, что катранный кооператив ничего, кроме неприятностей, не принесет. Никому. Ни ей, ни людям, ни ему самому. Одна беда – Сеня любой, даже обычный, ничего не значащий, разговор пытается свести к своему бизнесу. Вот и сейчас Настя без всякой задней мысли пожалела бабулек, что в любую погоду торгуют у метро какими-то уродливыми трусами да бирюльками. А Сеня тут же щетинится: «Бабулек ей жалко! Ты бы лучше меня пожалела!» Будто она его не жалеет! До работы – помчалась на рынок, чтобы захватить самый лучший кусочек вырезки. Потом потащилась вместе со шматом мяса на работу (она уже была редактором), нарвалась на неудовольствие директорской секретарши – нечего, мол, загромождать начальственный холодильник. (А что поделать, если других холодильников в их издательстве нет?) А после работы – пулей в садик, за Николенькой, еще быстрее – домой, сына – в оперативном режиме накормить кашей, усадить за игрушки и снова – бегом на кухню, колготиться с отбивными до самой программы «Время». Это она для себя, что ли, старается? Ей что мясо, что жареная картошка – все равно. А Николенька и вовсе мяса не ест – мимолетная детская дурь, коровок ему жалко и свинок. Настя не настаивает – пусть пока без мяса обходится, а чуть-чуть подрастет и поймет, что коров со свиньями растят специально для того, чтоб их ели.

Поэтому без Сени Настя с сыном прекрасно бы обошлись картошкой с хрустящей корочкой и баклажанной икрой на свежем хлебе (тоже, кстати, хлопотно – доставать «французские» батоны в получастной пекарне). Но нет, все сделано в угоду любимому мужу – и отбивные, и картошечка, и даже салат из узбекских, с рынка, огурцов с помидорами. А Сеня, понимаешь ли, наелся до отвала, а потом заявляет, что никто его здесь не жалеет.

Настя осторожно произнесла:

– Ну, мне этих бабушек… в том смысле жаль, что они целыми днями стоят на улице. А погода-то сам видишь какая. Вчера даже мокрый снег шел…

– Какая квалификация, такая и работа, – пожал плечами Сеня.

Настя еле удержалась, чтобы не влепить ему по губам. Ах ты боже мой! Какие мы стали пижоны… высококвалифицированные.

Она подавила гнев и спокойно сказала:

– Квалификация, я думаю, у этих старушек достаточная. Я как-то с одной разговорилась – учительница, с сорокалетним стажем. А другая вообще – оперная певица. Знаешь, как она поет вечерами, когда народу мало! А остальные ей подпевают…

– Ну, есть же у этих бабуленций дети! Вот пусть они о них и заботятся!

Снова фраза с подтекстом: «Как я, например, такой-сякой, содержу всю семью, да роскошно!»

«Чует мое сердце – недолго тебе осталось нас содержать», — язвительно подумала Настя. А вслух примирительно произнесла:

– Да и бог с ними, с бабульками. Может, они просто от скуки у метро стоят. Дома-то делать нечего – по телевизору одна муть.

– С внуками могли бы сидеть, – не сдавался Сеня. Он явно намекал на то, что их единственная бабушка, Ирина Егоровна, молодой семье не помогала – в традиционном смысле этого слова. То есть с внуком никогда не оставалась, квартиру им не драила, ужины не готовила. Только деньгами способствовала (то бишь продуктами из заказов да порой, очень редко, спиртным из дьюти-фри).

«М-да, – вздохнула про себя Настя. – Даже отбивные не помогли – все равно так и норовит придраться. Или он коньяка перепил?»

– Давай уж, Настя, эту бутылку добьем, – тем временем предложил-приказал Сеня. И, не дожидаясь ее реакции, бросился разливать коньяк, Насте полрюмки, себе – полстакана.

– Не сопьешься? – не выдержала она.

– Подумаешь! – Муж скривил губы в презрительной усмешке. – Одна-единственная бутылка!

«Пьянь ты, – подумала Настя. И немедленно мысленно оправдала мужа: – Впрочем, я бы тоже столько пила, если даже не больше. Если бы каждый день колготилась в этом их кооперативе».

Настя уже знала, что сын той женщины из Магадана, за которого она просила Сеню, умер, а грузинская княжна с последней стадией лейкемии должна умереть со дня на день, несмотря на весь оптимизм кооперативного врача Вани Тау… Умирали и другие – Настя однажды нашла в Сениной папке график летальных исходов и ужаснулась: кривая смертей неуклонно ползла вверх… Да и по телефонным разговорам, которые Сеня изредка вел из дому, чувствовалось: над «Катран-медом» сгущаются тучи.

Бурю предчувствовали все. Даже крошечный Николенька, который теперь изо всех сил старался «не огорчать папу». Даже мама, Ирина Егоровна, а уж той-то на Сенькину жизнь точно плевать. Как раз вчера она сказала Насте:

– Не дело твой Арсений затеял. Чувствует мое сердце, скоро будут у него неприятности. Как же так можно – браться за всех, даже самых тяжелых, и всем обещать счастливое исцеление? Да, кто-то исцелится. Но остальные-то – умрут! А с раком в последней стадии никому тягаться не под силу, даже вашему катрану…

Настя закусила губу: