Предпоследний крестовый поход

Мальчишка хватался за раскрасневшееся ухо и плакал. Он не видел разницы между детьми бедных и богатых. Он всего лишь хотел быть как остальные дети. Но все девчонки были либо из слишком бедных, либо из слишком знатных семей для него.

– Матушка, я больше так не буду.

– Марк! Сделай с ним уже что-нибудь.

Сильные руки подняли мальчишку и потащили на двор. К яме. Слишком буйный товар сажали в узкую яму глубиной метра три, не меньше, а ребенку казалось и того больше. Яма была расположена так, что в любой час, от рассвета и заката, солнце иссушало и жарило ее стены и дно. Мальчик упирался в песок ногами. Он слышал мольбы и крики пленников ямы, даже в доме. Отец волок его словно мешок зерна по двору, пока они не оказались у края ямы.

– Пожалуйста, отец, не надо.

Толчок в спину и мальчик полетел вниз.

Хьюго дернулся и подскочил на постели. Со стены напротив кровати упала икона и рамка щепками разлетелась по спальне.

С утра нужно было помолиться, но в голове было совершенно пусто, лишь страх ото сна гулял холодом по плечам. Хьюго пытался смыть его горячим душем. Кожа раскраснелась, влага от пара стекала по стенам, но холод никуда не уходил. Обветренные злые лица рабов и отца стояли перед глазами. Каждое прикосновение слуг, одевающих папу вызывало неприятную дрожь. На улице зарядил косой холодный ливень. Капли заносило на балкон. Ветер трепал полотна и пытался сдуть тиару с головы.

Внизу стояли тысячи мужчин и пара сотен женщин. Папа пробормотал что-то с бумаги, сдобрил речь левитом и убрался с мокрого балкона.

– Городские довольны. Некоторые пустились в путь даже не дослушав речи. Челядь, она и через сто, и через двести лет челядь. – болтал магистр. От холода все его ямы на лице стали темно синими. Почти фиолетовыми.

– Индивидуальное благословление начнется через пятнадцать минут, кого запустить первым? Ричарда семнадцатого? Велуа старшего? А может дамы вперед?

– Без разницы. – глядя себе под ноги, ответил папа.

– Ваше святейшество, прошу простить за дерзость, но вас что-то беспокоит? Вы не выспались? Вид у вас смурной.

– Вы очень проницательны, магистр. – папа остановился и кивком пропустил охрану вперед. – Меня последнее время беспокоят неприятные сновидения.

– Это из-за похода?

– Нет, что вы. Война – божья благодать. Я просто переутомился.

– Могу я вам помочь. – магистр вынул из кармана маленький полиэтиленовый пакетик.

– Господь поможет.

– У бога много забот. Помогите себе сами. – магистр сунул пакет в руки папе и ускорил шаг догоняя охрану.

В зале было душно. Командующие надышали перегаром. Пот капал со лба на страницы библии и буквы расплывались перед глазами.

–… да благословит господь тебя и твоих верных воинов. – папа брызнул святой водой в красную морду очередного командующего.

Папа говорил все тоже самое, что с балкона. Иногда добавлял что-то из евангелия. От Матвея, разумеется. Пакетик магистра жег карман. Кардинал и магистр курили в открытое окно запуская мокрый сквозняк в зал. Хьюго невыносимо хотелось спать и курить. В молодости он мог спать по два часа. Умывание из тазика и половина сигареты. В крайнем случае можно было занять себя семечками или орехами. Но не больше. В детстве он плохо спал из-за шума и воплей со двора. Когда родителей не стало, сон стал лучше, но короче. Построение планов на будущее. Вылазки в заброшенные дома. Тренировки в стрельбе. Манипуляции. Штудирование священных писаний. При королевском дворе покоя тоже не было. Анне требовалась молитва после каждого ночного приступа или потери сознания. Да и других дел навалилось. Только после произведения в папы Хьюго мог спать вдоволь. А теперь эти кошмары.

Перед трибуной на коленях стояла матриарша Елена. Журналисты стояли в ожидании. Магистр и кардинал выбросили окурки в окно и замерли.

– Найди и убей того, кто сделает зло перед очами господа твоего, кто пойдет и станет служить иным богам или солнцу, или луне. – папа начал клевать носом и замедлился. – Благословляю сердце в груди твоей, сталь клинка твоего, земли, что заберешь ты у неверующих и врагов господа своего… Аминь. – папа наспех брызнул матриарше в лицо и та довольная, под вспышки фотокамер удалилась. Елена была последней.