Предрассветные боги (СИ)

— Если они и пойдут с нами к Великой реке, так только своим соизволением. А нет, так пусть двигают, куда хотят — мне до этого дела нету. У меня два заделья: вернуть вас домой живыми, и задумку вызволить дальних родичей насмарку не пустить.

— Два заделья? — прикинулся дурачком Парвит.

— Остальное вас не касается, — отрезала богиня. — А ты вот, чем кривляться, припомнил бы лучше лицо Недимира. А к тому и его кулаки. Случись вам явиться домой без обещанных гостей, он с вас по десять раз на дню шкуру драть станет. С вас, — холодно ткнула она. — Ибо со мной, как не ярись, воевать, руки коротки.

Девки шушукались промеж себя до полуночи. Лунёк пролезла в их кружок и с горем пополам на пальцах убеждала неверующих в доброте спасителей, что испытала на себе. А когда горцы разобрали своих коней и наладились в путь, полонянки выказали-таки, свое решение. Мол, возвращаться им из полона некуда — семьи их давно за кромкой. А другие родичи, коли и остались, так поди-ка их сыщи в степи, пределов коей никто не ведал. От клятых сакха все народы бегут, как от степного пожара. Вот и выходит, что верней всего те же сакха поймают их в пути и вернут. А то и прибьют за побег — такое не редкость в их селищах. Стало быть, одна им нынче дорога: в земли светловолосых богатырей из-за гор, кои, глядишь, и вправду не обидят. Хуже, чем здесь, уж точно быть не может.

Но, тем дело не кончилось. Янжи и вторая обманщица Баира явились не проводить светловолосых спасителей, а сопутствовать им. Нацепили юнацкой воинской одежи сакха, увешались оружием и привели оседланных коней.

— Или с вами пойдем, — намертво уперлась Баира, — или без вас, но по следу. Уж лучше в битве сгинуть, чем еще хотя бы день скотиной прожить.

Мужики, что одолели дорогой язык сакха, на коем говорили все эти земли, рьяно воспротивились бабьей глупости.

— Возьми их! — горячо зашептала Лунёк, повиснув на руке богини. — Они смелые! Ты не пожалеешь!

— Я согласна, — выдала вдруг Мара, смертельно ранив мужиков этаким предательством. — Ты! — указала она на Баиру. — Покажи! — и опустила руку на головку прилипшей к ней хитрованки-колдуньи, сиявшей счастливой рожицей.

По всему видать, та девка глянулась ей особо — что-то разглядела в ней богиня. С вытянутыми в чудном разрезе карими глазами, высокими скулами и длинными темными косами она была, пожалуй, еще красивей Янжи. Только мрачное личико и какой-то неживой огонь в глазах портили эту красоту. Мужики еще бухтели против таких спутниц, как Баира, слова не говоря, вскинула лук и всадила стрелу точнехонько по центру столба шагах в пятидесяти от себя. Выхватила из-за пояса три ножа, и все они вошли в дерево поближе, но рядком в ногте друг от дружки. Ведь ни слова из чужого языка не поняла, а сообразила, что хулят их с подругой, почитая обузой.

— Ну как? — холодно поинтересовалась Мара, прожигая взглядом зарвавшееся мужичье.

— Подходяще, — расплылся в улыбке добряк Ильм.

— Сойдет, — признал и Драговит, что прежде единственный держал язык за зубами.

Словом, обе девчонки влились в ватагу на полном праве. А в седле-то держались куда, как ловчее мужиков, чем окончательно всех уели. Да и успокоили — особо после клятвы, что самовольничать не станут, чего бы им там не вздумалось.

Беспрепятственно пройдя по пути на полночь к логову Чернобога встревоженную заставу, воссоединились с волками, коим пришло в ум поохотиться своим обычаем. Уже на восходе дошли до второго обещанного и еще большего поселения. Пока Перун покрывал всех невидимостью, Мара уложила хворать первый из четырех десятков воинов сакха. Мужики со стороны любовались на поднявшуюся в селище суматоху.

— Во струхнули-то! — восхитился Парвит. — Будто мураши шпаренные мельтешат.

— А у иных промеж ноговиц, никак, в мотне отвисло. Вроде, как наклали туда добра какого, — изгалялся Зван.

— Коли носиться не перестанут, — хмыкнул Ильм, — так вскоре мы то добро рассмотреть сподобимся. За каждым бегуном лепехи останутся, как после стада.

— Глянь-ка на тех троих, — указал старшому Рагвит, не разделяя общего веселья. — Никак, вожаки… Ну, точно! Глянь, осадить их пытаются.

— Уж не пытаются. Уже осаживают, — насмешливо согласился Драговит, когда один из вожаков рубанул кого-то мечом поперек рожи.

Вояка в расхристанной одежке схватился за лицо, упустив тюк с каким-то барахлом. Но толку от того было ровно на пять ударов сердца. Опешившие, было, сакха, тотчас позабыли о казненном и поперли на троицу дюжих вожаков, перекрывших проход в селище.

— И так не дюже умны, — кривил рот Драговит, — а тут страх в башке такой дурой вспух, что куцые мыслишки повыдавливало аж до задницы. Тем и думают.

— Пятый, — считал Рагвит прирезанных, отважившихся сунуться к вожакам. — Не шибко-то и вспух, коли такой силой троих укатать не могут. Вон один прыгнул, ровно заяц, а остальные все телятся. Трясут бестолково, кто мечами, а кто и простыми палками.

— Твоими стараниями? — пригладил Драговит выгоревшую ребячью макушку, торчавшую перед ним в седле.