Предрассветные боги (СИ)

Мара одернула себя, отбросив так некстати нахлынувшие размышления о нескончаемо неразрешимом. В данный момент четыре раздраженных человека — и один только-только приходящий в себя — ожидали, чем их порадует богиня, закончившая сеанс связи с коллегой. То, что сеанс состоялся, они уже почувствовали каким-то своим тайным радаром, место расположения которого в организме латии так и не нашли. Во всяком случае, в собственных телах. А вот сочетание человеческого тела с человеческой же душой включало этот радар практически безотказно даже у особей с весьма посредственным уровнем интеллекта.

…………

— До Живушки доаукалась, — не дождавшись доброй вести, почти сразу же и обрадовался Ильм.

— Доаукалась, — бездумно ответила Мара, тщательно озирая Айрул и нащупывая, в чём там у нее и чем держится дух.

Дух в ней одыбал, хоть запоздалый страх за жизнь еще отзывался и в думах, и в глубине глаз. Русан помогал ей приподняться, бережно придерживая любимую, что еще и не подозревала о том. Маре подумалось, было, что девке можно и подсказать о томлениях Русана, а то и понукнуть недогадливую. Но добрый порыв пропал, едва другая часть ее души напомнила не мешаться в человечьи дела.

— И чего? — ничуть не стеснялся понукать ее саму Ильм.

— Показала, чего нам потребно, — досадливо пояснила богиня, подымаясь на ноги.

— И чего? — требовал разъяснений Ильм, отряхивая ее штаны от налипшей на влажной лесной земле грязи.

— Чего-чего. Обскажет нашу нужду Недимиру. А тот уж решит, чем помочь.

— Нас ждут? — не удержался и Небор.

— Глаза проглядели, — насмешливо бросила Мара.

И, как ни в чем не бывало, потопала вниз с горы.

Весть о том, что их и вправду ждут, облетела обоз жарким весенним ветром. Народ приободрился. Даже Сида с Лелей ощутимо сбросили с себя какую-то свою тревогу, что Маре уж и вовсе показалось несуразным. Этих-то двух малявок ожидали поболе, чем сотню обозов с самым завидным добром. Однако облегчение Сиды было столь громким, что Мара свершила то, чем старалась не баловать родную, по уверению всех баб, кровиночку. Она взяла ту на руки, разглядывая малое беззащитное, но такое докучливое творение собственной плоти. Ему вечно что-то требовалось подтирать или совать в рот, отчего Мару прошибала жуткая скука. Никакой тяги к дитю, что была обещана, коли не сразу после рождения, то вот-вот, она по-прежнему не чуяла. Беспокойство за жизнь Сиды было шкурным донельзя — снова пройти весь изведанный путь сотворения дитя хотелось не боле, чем сдохнуть. Та насмешливо пообещала матушке не поступать со своим телом опрометчиво, дабы не подвергать означенную матушку столь жутким мукам. Мара в ответ порадовалась, что дочь постигает сей мир вдвое скорей нее, пользуясь скопленной мудростью. А быстренько нарадовавшись, сбагрила ту обратно кормилице. Гуйлай ухватила свою бесценную малявку и утащила ее к прочим кормящим матерям жаловаться на бездушную богиню. Дескать, нерадивей мать еще поискать.

Кто знает, может, Мара и призадумалась бы над сутью негодования этой доброй радетельницы собственного дитя, да богиня нынче была нарасхват. Люди-то еще, куда ни шло, терпеливо сносили тяготы пути, а вот с конями дело обстояло все хуже. Гонять их на выпас приходилось все чаще. Да по таким местам, что степная скотина так и норовила переломать себе ноги. Степняки осторожничали, но дня не проходило, чтоб Мара не тратила человечью силу на поправку их увечий. Давно позабывшие вкус зерновых лепех люди тоже начинали похварывать. Тому ж способствовала и стылая сырость ущелий, по коим пробиралась на восход Двурушная. А та петляла так отчаянно, что иной день шли на восход, а другой уже на полдень, будто плутали они по кругу. В людях росла маята, отчего путь начинал казаться им чуть не бесконечным. Раж, что сопутствовал им первый месяц похода, сошел на нет, а тратить силы на всеобщее успокоение душ Мара решительно не желала. Отнюдь не со зла, а полагая, что кулаки самых крепких духом мужиков и так сделают свое дело. Поученные теми кулаками строптивцы затихали надолго, дабы однажды вновь взбрыкнуть и полезть на них снова. Оружия в обозе было в достатке, чтоб разрешить злобные перепалки кровавым обычаем. Но и подобные тревожные мысли не могли заставить Мару принять на себя человечье ручательство за их собственную судьбу.