Председатель

Вот так у нас сложился «заговор ультралевых эсеров». Несколько советских частей подпали под влияние заговорщиков. Сигналом к началу выступления предполагался теракт против немецкого посла, что должно было привести к разрыву отношений и объявлению войны. Но случилась нескладуха – немецкое пососльство как раз переезжало в Москву, и подловить графа Брокдорфа-Ранцау не удалось. Вместо него по ошибке недострелили секретаря посольства.

Мятежники блокировали вокзалы, телефонную станцию и телеграф, но стоявшие в Кремле радиостанции обеспечили связь с лояльными полками. Трехдневные даже не бои, а выдавливания и переговоры закончились капитуляцией радикалов.

Главным итогом этой авантюры стал раздрай в правительстве, когда некоторые министры потребовали взять в заложники семьи «мятежников» и при необходимости их расстреливать. Я чуть не прослезился, когда отповедь им дал товарищ Ульянов:

– Расстреливать? Брать заложников? Вот вы призываете к братству рабочих и крестьян. При этом готовы рвать в клочья тех, с кем плечо к плечу боролись против царизма. Так вы и «братьев» тоже рвать будете.

Семеро нарминов подало в отставку. Ленин, посчитавший себя ответственным за такой бардак, тоже. За ним – остальные. Пришлось ВЦИК формировать новый кабинет во главе с Лениным же. Вот так у нас появились новые министры: военный – Лебедев, просвещения – Тулупов, финансов – Сокольников, юстиции – Муравский, продовольствия – Губанов, национальностей – Джугашвили, путей сообщения – Собко, здравоохранения – Семашко.

Ушедших в подполье недовыловленных мятежников поручили искать КБС – комиссии по борьбе с саботажем, для чего ей временно выписали дополнительных полномочий указом ВЦИК.

– Ты еще военную разведку мне передай, ага, – недовольно отреагировал на это Савинков, явившийся в мой кабинет для доклада.

У меня, как у крупного государственного деятеля мирового и даже где-то вселенского масштаба, наконец-то образовался нормальный рабочий кабинет. Столы – письменный, для совещаний и для поговорить – стеллажи с нужными книжками, штук пять телефонов, стулья, диван… Мебель, конечно, тяжеловата, но не до жиру, пусть пока так – а вот рабочее кресло на колесиках я себе пробил! И даже комнатку отдыха. Ну, и полноценный секретариат. И комнату связи, где стояли телеграфные аппараты и две радиостанции.

– И передам, могу и контрразведку добавить, – показал я Борису на кресла у малого стола.

– Нет уж, пусть этим Вельяминов с Шешминцевым занимаются, а я чем попроще.

– Да? Попроще? Что, всех ультралевых уже переловил?

Савинков сел в кресло и принялся терзать заедающий замок портфеля. Потом бросил, тяжело вздохнул и поднял красные от недосыпа глаза:

– Нет, не всех. Несколько человек не можем найти.

– Кого, например?

– Астронома помнишь?

– Дзержинского??? – я аж обомлел, вот это номер!

– Ну да. Перешел на нелегальное – и как в воду канул. Наша школа. Но он вообще в смысле конспирации талант.

– А что насчет подстрекателей и вдохновителей?

– Брешковская выслана и отбыла в Швецию. А вот подстрекатели… Есть данные, что без союзников тут не обошлось. Очень уж им не хочется допускать нас к дележу, как я понимаю. Глядишь, случится у нас бардак, переворот, и тогда можно будет отказать «незаконному правительству».

– Материалы на них собираешь? – я щелкнул тумблером, и на электроплитке тихонечко загудел маленький чайник.

– Разумеется.

– Ладно, что на Украине?

– Рвутся на помощь галичанам.

Вот проблема, так проблема – ну никак нам сейчас нельзя влезать в войну. Будем принимать беженцев, помогать Западно-Украинской Народной армии, но сами – ни-ни.

Глава 13

Осень 1918

В Кремль к восьми утра, как обычно, я не поехал. Не поехал и к десяти и даже к двенадцати. Можно было никуда не бежать, не заседать и не принимать посетителей.

Постельный режим мне прописала собственная жена, стоило ей посмотреть на доставленное из ВЦИК тело – ближе к вечеру, когда я сидел над документами и сводками, я вдруг понял, что у меня температура и звон в голове. Хорошо хоть в здании Сената был дежурный врач, да и среди работавших по соседству были Семашко и Обух, оба медики. Впрочем, как там писал Ильич Горькому? «Упаси боже от врачей-товарищей вообще, врачей-большевиков в частности!» Но врачи-товарищи поступили верно – сами лечить не стали, просто упаковали и отправили домой, и принялись искать специалистов.

Наташа тоже все сделала верно (хорошо, когда в семье свой медик, ага) – померяла температуру, ужаснулась тридцати девяти по Цельсию и отправила меня на выселки – изолировала в одной из гостевых комнат, подальше от остальных обитателей дома в Сокольниках.

Утром у нас состоялся целый врачебный съезд. Секретариат председателя ВЦИК организовал консилиум, членов которого доставили на автомобилях. Володя Обух поочередно представил мне профессора Голубова и совсем старенького профессора Фохта, а привезенного из Архангельского Евгения Боткина я и так знал.