Председатель

Я задрал голову в небо и прикрыл глаза ладонью от солнца. Высоко в синеве плыли маленькие облачка, пролетал легкий ветерок, за Василия Блаженного удалялись новенькие самолеты… Эх, хорошо в стране Советов жить! Как там дальше-то? Красный галстук с гордостью носить? Надо бы вспомнить, давно я писем не писал… только Дашин «Ундервуд» на новую машинку поменять, он свое дело сделал.

Глава 20

Лето 1920

Праздник кончился и начались те самые суровые будни, три недели недоконгресса недокоминтерна вымотали меня почище первой русской революции. Возраст, наверное, семьдесят два года, не шутка. А может, оттого, что все время перескакивал с языка на язык – то на французский, то на немецкий, то на английский, изредка возвращаясь к русскому. Столько раз за день переключался, что под вечер порой сам не понимал, с кем и на каком языке говорю.

Большинство зарубежных гостей собралось на празднование Первомая, да так и осталось в Москве почти до июня, вырабатывая принципы нового интернационала. Стремительная советизация Италии, Польши и Германии многим кружила голову почище шампанского и мираж мировой революции манил, как никогда. Опять же, извечная мечта левой интеллигенции – диктатура пролетариата в лице самой левой интеллигенции. Да еще некоторые товарищи приехали нелегально, а подпольная работа весьма способствует радикализации, так что лозунг «Даешь Париж! Даешь Лондон!» если не провозглашался с трибун, то в умах точно витал.

С этими вот иллюзиями и настроениями я и воевал. По очевидным причинам Ленин «Двадцать одно условие вступления в Коминтерн» не написал, условия выработали иные. В первую очередь – объединять всех, кто за Советы, как форму общественного устройства, наиболее близкую и понятную рабочему классу. И что интересы этого самого рабочего класса в приоритете. Специально написали завуалированно – буржуев не пугать, пол бетонный, – но чтобы любой грамотный социалист тут прежде всего увидел слова «отмена эксплуатации человека человеком» и «общественные формы собственности».

Главными моими оппонентами выступали Никола Бомбаччи и Герман Мюллер. Первый больше по итальянской живости характера – заносило его буквально по каждому вопросу, да еще горячность в споре почти всегда приводила к «срачу в комментах». Второй наоборот, упертый в социал-демократическую программу и ни шагу от нее. И чего он не в консерваторах?

А уж когда они между собой сцеплялись… очень наши дискуссии оживляли склоки холодного рассудительного немца и шило-в-заднице-итальянца. Выглядело весьма забавно, мелкий Никола приходился солидному Герману по плечо и наскакивал на него, как собака на медведя.

Впрочем, по вопросам работы в профсоюзах и кооперативах у них было трогательное единогласие, разве что Мюллер полагал достаточным поддержку и агитацию в уже существующих, а Бомбаччи разделял постулат о всемерном создании новых, в дополнение к имеющимся. А вот по рабочему контролю они, наоборот, расходились вплоть до ругани, приходилось их буквально по углам ринга растаскивать. Но стоило перейти к созданию общественной собственности, то бишь кооперативов, как опять полное согласие, разве что не остывший Никола продолжал подкалывать немца.

– Зачем создавать новые организации, если есть старые, опытные, обладающие ресурсами и уважением в обществе? – упрямо гнул свое Мюллер.

– Рабочие не верят старым, реформистским, организациям! Живое творчество масс требует новых форм! – вспыльчиво возражал Бомбаччи.

– Право меньшинства разрушает единство действия и дисциплину! – бетонной глыбой упирался Мюллер.

– Право меньшинства позволяет расширить движение и приучать к совместным действиям! – с отчаянной жестикуляцией втолковывал Герману итальянец.

Пункт этот вызвал самые большие споры, но без него широкий фронт, который мы включили в основные методы будущего Интернационала, невозможен. Очень трудно шла идея, что меньшинство, несогласное с решением большинства, имеет право не участвовать в его выполнении, но обязано не мешать и не агитировать против него.

Ситуацию перломил основной докладчик по широкому фронту – китаец Чэнь Дусю, у них там как раз складывался союз с Гоминьданом. Причем именно Гоминьдан был на первых ролях и обладал подавляющей численностью. Тут-то все и призадумались.

С Чэнем мы общались на французском, а по самым интересным, кулуарным вопросам я выдернул в качестве переводчика Ян Цзюмина.

– Товарищ Чэнь, вам обязательно нужно создавать свои вооруженные силы. Совместные отряды с Гоминьданом это хорошо, но доктор Сунь не вечен, его преемники могут иметь другие взгляды на союз с Советской партией.

– Да, мы уже ведем такую работу, – кивал лысеющей головой китаец, – нам очень помогают ваши товарищи в Маньчжурии. Туда в последнее время большой поток беженцев, вот мы и стараемся использовать его.

– И как, получается?