Предшественники Дарвина в России

философского мировоззрения Чернышевского и тем более касаться

его социально-политических и литературных взглядов.

Это превосходно сделано в целом ряде статей и

монографий советских авторов (см., например, работы

А. А. Максимова, В. Е. Евграфова, В. С. Кружкова и др.).

Наша задача более ограниченная — рассмотреть

отношение Чернышевского к идее развития в природе.

Мысль о том, что в природе ничто не пребывает

11 В. И. Л е н и н, Соч., т. 14, стр. 345—346.

2 Там же.

194

в мертвой неподвижности, но все изменяется и

развивается в том или ином направлении, — непосредственно

вытекает из общих философских установок

Чернышевского, о которых сказано выше.

Мы уже говорили, что он не получил специального

естественно-научного образования и все, что знал о

природе, усвоил самостоятельно. Еще в юношеские годы он

перечитал массу сочинений по естествознанию.

Чернышевский читал не только популярную литературу по

естествознанию, он был знаком с идеями Ньютона, Лапласа,

Ляйеля, Ламарка и ставил этих корифеев науки

чрезвычайно высоко. О Ламарке Чернышевский упоминает

в своей переписке не раз и всегда весьма положительно.

Так, например, в 1888 г. в письме к редактору «Русской

мысли» Чернышевский сообщал, что он еще в молодости

знал учение Ламарка и был трансформистом, употребляя

его собственное выражение.

Однако неправильно было бы думать, что, усвоив

учение Ляйеля или Ламарка, Чернышевский попросту

изложил их воззрения в своих сочинениях. Нет, он

творчески переработал этот материал, осмыслив его с

философской точки зрения. Идея развития в природе для

Чернышевского — не просто научная теория, но

неотъемлемая часть его материалистической философской системы.

Познакомимся поближе с высказываниями

Чернышевского на эту тему. Надо иметь при этом в виду, что

наш автор обращался в своих статьях не к ученым

людям, а к среднему русскому читателю, человеку без

научной подготовки, да еще к такому, которого надо было

осторожно убеждать в правильности новых, непривычных

ему понятий. Отсюда особый, непринужденный тон

Чернышевского в обращении с читателем и своеобразные

методические приемы изложения.

Надо заметить, однако, что Чернышевский слишком

механически трактует процесс, делая это, может быть,

в интересах легкости понимания читателем того времени.

Прежде всего Чернышевский хочет убедить читателя,

что между неживой природой, растениями и животными

нет никаких резких границ, что между этими мирами

имеются переходы, что природа — едина. «Только

кажется незнающему человеку, — обращается автор к

читателю, — что камень сам по себе, а растение — вещь

совершенно другого рода; на самом же деле откры-

195

вается, что оба эти предмета, столь несходные,

состоят из одинаковых частей, соединившихся по одним и

тем же законам, только соединившихся в разной

пропорции».

«От обыкновенных руд, камней и других

неорганических тел, — продолжает Чернышевский, — растение

отличается собственно тем, что представляет комбинацию

элементов гораздо более сложную и потому гораздо

быстрее проходящую химический процесс в

обыкновенной атмосфере, чем неорганические тела, и притом по

самой своей многосложности проходящую процесс

гораздо более сложный. Словом сказать, разница между

царством неорганической природы и растительным

царством подобна различию между маленькою травкою и

огромным деревом: это разница по количеству, по

интенсивности, по многосложности, а не по основным

свойствам явления: былинка состоит из тех же частиц и

живет по тем же законам, как дуб; только дуб гораздо

многосложнее былинки: на нем десятки тысяч листьев,

а на былинке всего два или три. Опять само собой

разумеется, что одинаковость тут существует для

теоретического знания о предмете, а не для житейского

обращения с ним».1

Такими же осторожными приемами подводит

Чернышевский читателя к идее единства животных и человека

с растительным миром и всей остальной природой. Он

начинает с примеров, почерпнутых из других областей,

и постепенно приходит к мысли, что в явлениях природы

все дело лишь в степени развития. «В наиболее развитых

своих формах, — пишет Чернышевский, — животный

организм чрезвычайно отличается от растения; но читатель

знает, что млекопитающие и птицы связаны с

растительным царством множеством переходных форм, по

которым можно проследить все степени развития так

называемой животной жизни от растительной. Есть растения

и животные, почти ничем не отличающиеся друг от

друга, так что трудно сказать, к какому царству отнести

их. Если некоторые животные почти ничем не

отличаются от растений в эпоху полного развития своего

организма, то в первое время существования все животные

почти одинаковы с растениями в первой поре их роста;

1 Поли собр. соч., т. VI, 1906, стр. 200—201.

196

зародышем животного и растения одинаково служит

ячейка; ячейка, служащая зародышем животного, так

похожа на ячейку, служащую зародышем растения, что

трудно и отличить их. Итак, мы видим, что все

животные организмы начинают с того же самого, с чего

начинает растение, и только впоследствии некоторые

животные организмы приобретают вид очень различный от

растений и в очень высокой степени проявляют такие