Представление о двадцатом веке

И сегодня для нас есть что-то привлекательное в этой сцене, есть что-то и современное, и романтическое в появлении Карла Лаурица. Представьте, он приезжает в самую дорогую гостиницу Копенгагена, получает номер поздней ночью, после полета на дирижабле, и с собой у него нет ничего, кроме возлюбленной и его знаменитого юношеского обаяния, и очевидно, что нет никаких оснований предполагать, что на этот раз счета будут оплачены! Но раз уж мы заговорили об этом, надо еще кое-что добавить. Для полноты картины следует сказать, что есть во всем этом и что-то комическое, в том, как Амалия время от времени открывает томные глаза и снова закрывает их, убедившись, что она по-прежнему в Раю, и более всего комизма в том, как ведет себя Карл Лауриц, этот энергичный юноша в кожаном шлеме и летных очках. Он пребывает в состоянии какого-то маниакального возбуждения — подмигивает портье, посылает воздушный поцелуй своему старому счету, машет рукой управляющему, и все это не говоря ни слова. Однако всем своим видом он дает понять, что вернулся он именно в эту гостиницу, потому что решил испытать собственное бессмертие, и еще потому что эта маленькая застенчивая фиалка, которую он привез с собой, уж точно никогда прежде не видела такого дворца, и потому что будет приятно — ха-ха-ха — трахнуть ее именно в номере для новобрачных, куда он не раз приводил молоденьких симпатичных девчушек. И забавнее всего то, что на самом деле в это время Карл Лауриц уже бьется в сетях, все, что он говорит и делает, — это лишь конвульсии. Еще в гондоле, когда Амалия впервые взглянула на него и потом отвернулась, с ним что-то произошло, и именно это он и пытается скрыть этим ранним утром, когда солнце встает над крепостью Кастеллет и над Королевским театром (к строительству которого, конечно же, приложил руку Мельдаль). Он требует, чтобы прислали врача, — не простого, а главного врача, профессора, — который займется откармливанием Амалии и приведет для папочки эту маленькую пташку в должную кондицию. И, конечно же, Карлу Лаурицу присылают врача, медсестру, сиделку и повара, у которого нет других задач, кроме как готовить еду для Амалии в соответствии с предписаниями врача. Сам Карл Лауриц появляется раз в день, потом два раза в день, потом три, потом четыре, потом пять, а потом каждую минуту, когда у него возникает возможность. Не то чтобы все это приключение как-то особенно значимо для него, нет-нет, конечно же, нет, но эта пигмалионовская история разжигает его любопытство. Ему три-пять-семь-десять-пятнадцать раз на дню необходимо узнать, как дела у его маленького птенчика, его неизвестно откуда свалившейся возлюбленной, и забота о ней — только рябь на поверхности моря воли и амбиций, скрывающихся в глубине его души.

Именно потому, что она для него — лишь небольшое развлечение, помогающее подсластить его полные забот будни, он может превратить ее соблазнение в праздничное представление. Он распорядился зажечь двести свечей, принести два серебряных ведерка с «Дом Периньон» и поставить их рядом с кроватью вместе с блюдами устриц, которые ему никогда не нравились, но которые наполняют комнату интересным запахом, гармонирующим с тем, что должно произойти, — он, Карл Лауриц Махони, подберет маленькую жемчужину, а затем бросит ее, потому что мир для него полон жемчужин и именно эта ничем особенным не отличается от других.

Амалия лежит на постели и улыбается ему, щеки разрумянились, глаза блестят, она поправилась и округлилась. На ней подаренный им желтый лиф с оборками, который вошел в моду благодаря великой актрисе Дагмар Андерсен и который удивительно идет Амалии. Она похожа на саму себя — на фрукт, который сейчас сорвет Карл Лауриц, умышленно одевшийся непринужденно. Под внешней небрежностью скрываются тщательные приготовления. Он помылся, побрызгал подмышки одеколоном, почистил зубы порошком, сделал маникюр и постриг бородку — которая, к сожалению, жидковата и напоминает о том, что его пубертатный период еще не закончился. И вообще, он подготовился к этому половому акту, как хирург к трудной операции, и при этом он ни на секунду не задумывается над тем, что вся эта подготовка на самом деле представляет отчаянную попытку увеличить дистанцию между ним и девушкой, которая улыбается ему навстречу.

На календаре пятнадцатое июня, это день, когда примерно семьсот лет назад с небес упал флаг Даннеброг[33], и ничто не предвещает неудач. И тем не менее Карл Лауриц, приближаясь к кровати, чувствует, что его интерес к этой девушке ограничивается уровнем зрительного восприятия и не хочет распространяться на остальное тело. В первый раз в жизни Карл Лауриц чувствует себя безнадежным, законченным импотентом.