Представление о двадцатом веке

В ту ночь, когда она прощалась с Карлом Лаурицем, она утратила какое-либо сходство с висевшими на стенах мадоннами и перестала соответствовать нашему представлению и представлению ее современников о хрупкой женщине-символе. В каком-то смысле внешне она никак не изменилась, она во всех отношениях соответствует идеалу ее клиентов и нашему идеальному представлению о красивой женщине, идеалу, который предполагает точеные руки, нежные губы, правильные и изящные черты лица и все такое прочее. Но в целом Амалия больше не производит впечатление хрупкого существа, следует разделять Амалию до исчезновения Карла Лаурица и после. Прежде она одевалась в соответствии с раскованной модой того времени. Она владела искусством при внешней небрежности следовать всем свежим дуновениям моды, носила стрижку под пажа, свободные платья с заниженной талией и без вытачек. Но с той ночи, когда исчез Карл Лауриц, она изменила внешность. На голове у нее появился тюрбан, пока волосы не отросли настолько, что их можно было укладывать в прическу, одеваться стала во все черное — это не было знаком траура или стремлением походить на вдову, просто черный цвет сам собой сигнализирует о чем-то респектабельном, а именно к респектабельности Амалия теперь и стремилась. Платья ее стали облегающими и не скрывали форм ее тела, и для всех окружающих, да и для нас, знакомых с ней в первую очередь по фотографиям, в ней все больше и больше угадывалось сходство с большой красивой кошкой. Такой вот она и была, когда принимала своих первых клиентов, а затем и множество последующих.

Требования Амалии ко всем ее деловым партнерам были крайне умеренными. У большинства из них она могла попросить что угодно, но она этого не делала. Той умеренности, которая стала ее идеалом, когда после исчезновения Карла Лаурица она решила отказаться от расточительства, она придерживалась и во всех своих делах. Не требуйте от меня объяснений, я просто пересказываю события, хотя в них, конечно, таится множество загадок, например, неизвестно, какие именно шаги были предприняты от имени Амалии, чтобы всего лишь за пять дней обеспечить ей с ребенком возможность остаться в доме на Странвайен, в этой фешенебельной части мира, в этой тихой гавани, когда все, включая и меня, ожидали, что ей придется уехать, стать скромной государственной служащей, поселиться в другом районе и исчезнуть из нашего повествования.

На седьмой день после исчезновения Карла Лаурица пришли рабочие, и в последующую неделю, пока они находились в доме, Амалия никого, совсем никого, не принимала. В эти дни она заставила пятерых своих первых клиентов, которые обеспечили ее будущее, изнывать от тоски по ней, а их с Карлом Лаурицем знакомые тем временем гадали, когда же ей придется покинуть дом. Рабочие были те же иностранцы, которые в начале века устанавливали ватерклозеты у ее бабушки. Они сильно постарели, стали меньше говорить и смеяться, но работали с той же удивительной сноровкой. Выяснить, откуда они были родом и как их разыскала Амалия, не удалось. Когда они закончили свою работу, она расплатилась с ними наличными — из денег Х. Н. Андерсена, после чего эти люди исчезли.

Менее сильный человек, чем Амалия, наверняка почувствовал бы искушение стереть все следы пребывания Карла Лаурица в доме. Другие женщины, брошенные Карлом Лаурицем прежде, которые не имеют никакого отношения к нашей истории, но которых я здесь упоминал, чувствовали себя как и Амалия, и погружались в пучину отчаяния, из которой Амалии удалось выбраться. Эти женщины сожгли все фотографии Карла Лаурица, все его подарки и даже простыни. Для своих мужей они придумывали самые замысловатые объяснения тому, что в доме требуется генеральная уборка, при этом им не удалось отчистить свои сердца от призрачного обаяния исчезнувшего циника, так что, в конце концов, пришлось сжечь даже ковры и занавески и заказать новую обивку для мебели, чтобы хотя бы отчасти обрести покой. Амалии все это было не нужно. Она сложила все фотографии Карла Лаурица в один ящик, отправила большую часть оставленной им одежды в Армию спасения, заперла дверь в его кабинет, где еще витал запах последних сожженных им бумаг, и дала рабочим задание, ради которого она их и наняла: превратить дом в надежно защищенный инкубатор для Карстена.