Предупреждение путешествующим в тумане

- Вот как? Не сидели, значит, сложа руки? Рассказывайте дальше.

- Так вот, сел в машину молодой человек, а нашел я вчера на полочке для перчаток женскую пудреницу. Может, для отвода глаз?

- Куда же их отводить, если парня этого видели, и он об этом, я думаю, догадался. Да и вряд ли в его планы входило оставлять материальные свидетельства своего пребывания в вашей машине. Возле дома Громовой должны были оказаться в то утро вы, на этом-то все и строилось. Где эта пудреница?

Я достал и протянул следователю.

- Хорошо, проверим. Небось залапали ее?

- Не без того.

- Придется вам пальчики свои оставить. Чтобы мы могли своих от чужих отличить, -, он улыбнулся.

- А потом я смогу идти?

- Вы что, - он хмыкнул, - думаете, я сейчас достану из кармана наручники? Конечно, идите.

* * *

С улицы я позвонил Бессоновой.

- Слушаю, - голос у нее был сугубо официальный, - ничего не поделаешь наркологический диспансер.

- Доктор, - прогнусавил я, - у вас доброе сердце. Уделите мне пятнадцать минут.

- Что такое? - Доктор, когда я нервничаю, мои железы

начинают выделять эндорфины. А действие этих эндорфинов, я

прочитал в книжке, все равно что опиума. Так вот, нервничаю я

последнее время довольно часто и боюсь, как бы не стать вашим

клиентом.

- А, это ты, - я почувствовал, как она смутилась. - Ничего страшного. Это вполне естественный процесс - защитная реакция организма на... Однако слушай, у тебя неплохие познания в медицине...

- Чай в городе живу. Так как насчет аудиенции?

- У меня прием, ты же знаешь.

- Тогда я приду на прием. Пропустите без очереди? По знакомству?

- Этого еще не хватало. Ладно, подожди в сквере напротив.

...Я сидел на скамейке и думал о смерти. Нет, настроение у меня было неплохое, сам толком не пойму, почему думал об этом. Просто когда из жизни уходят друзья или даже просто знакомые, с ними вместе уходит и часть тебя самого. Ведь каждый из нас - это сотни людей, из которых "я" в собственном восприятии - лишь единственный образ из множества. Остальные - то, каким тебя видят и помнят люди, с которыми когда-либо общался. Тем более что жизнь наша и есть это самое общение. Поэтому на самом деле человек умирает лишь когда его забывают.

В этом вся и штука.

У меня много друзей. Одних я не видел по многу лет, других, увы, никогда уже не увижу. Но я продолжаю мысленно говорить с ними, выслушивать и спорить. И с былыми, и с нынешними. Их образы с одинаковой силой живут во мне, меняются, стареют вместе со мной. Но, главное, продолжают

существовать.

Мне кажется, душа человеческая обитает в памяти людей. И не потому ли мы так боимся смерти, что предчувствуем забвение? Не сейчас же, сразу, а лет через пять, десять...

А Громову так никто и не помнит, подумал я. Разве что Бессонов? Но кто помнит о нем?

Наконец появилась Нина. Она села рядом со мной на скамейку, закинув ногу на ногу, из-под пальто выскользнул край белого халата. Я как-то не представлял ее в белом халате. Трудно поверить, что у женщины, особенно если она тебе нравится, есть иной мир, неведомый тебе.

- Итак, - сказала она, - что случилось?

Я достал носовой платок - теперь наконец-то свой - и высморкался.

- Многообещающее начало, - она улыбнулась. - Сейчас выпишу тебе рецепт.

- Проблема не в насморке, - я сложил платок и сунул его в карман. - Мне нужна твоя консультация по другому вопросу.

- Вот как?

- Да. Скажи, может ли человек, употребляющий наркотики, покончить жизнь самоубийством из боязни попасть в лечебницу?

- Ты имеешь в виду наркомана? Эта публика довольно издерганная, часто находится в состоянии депрессии... Да, такой вариант не исключен.

- Зачем ты так казенно говоришь: публика, вариант? .. По-моему, несчастные ребята между молотом и наковальней...

- Одного моего товарища - он работал в психиатрической больнице - убил наркоман. Пронес с собой нож - и...

- Что же их так пугает? Лечение? Или излечение?

- Методы несовершенны, понимаешь? Довольно болезненны, я бы даже сказала мучительны. Период абстиненции, уколы, обстановка...

- Скажи, а твой муж... ну, консультировался с тобой по наркологическим вопросам?

- Нет. Если только вскользь...

- А он вел какие-нибудь записи или, скажем, дневник?

- И ты об этом?

- А кто еще интересовался дневниками Бессонова?

- Не помню, кажется, кто-то из знакомых.

- Давно?

- На днях.

- И что ты ответила?

- Сказала - не знаю. Я в его бумагах не копаюсь.

- И все?

И все. По какому праву ты меня допрашиваешь?

- Мне надо знать правду.

- А я что, по-твоему, ее скрываю?

- Выходит, что так.

Несколько секунд она сидела, задумчиво уставясь перед собой. Потом встрепенулась.

- Со мной никогда еще никто не разговаривал таким тоном, - сказала она.

- Кто-то же должен быть первым.

Женщина холодно взглянула на меня, встала и ушла, ступая словно по камешкам через ручей. Я остался один.

Один против чужого города. Правда, у меня еще был Эдгар.

* * *

Обед прошел в дружественной обстановке. Точнее, вместе с Эдгаром в столовой его института. Размешивая сметану в борще, Эд сказал:

- Мне звонила Нина Бессонова. Говорила, что ты ее в чем-то обвиняешь. По-моему, она чуть не плакала.