Предвестники конца: Развеивая золу

— Позвольте объясниться. Если я расскажу две истории, одна из которых будет про девушку, что знает все металла мира и понимает в них толк, хоть никогда и не сражалась, а вторая про мужчину, что родил лошадь, в какую поверит господин Тор? — я усмехнулся, понимая, куда клонит ван. — Вы улыбаетесь, а значит, смекаете. Гулльвейг дала мне наводки, и мы проверили их, однако ни одна из них не привела нас к успеху. Дня три тому назад господин Тор наткнулся на деревушку великанов в Муспельхейме, надеясь, что там ему помогут отыскать среди кратеров вулканов и лавы то, что нужно. Однако и там его ожидала неудача. Взбесившись, он принялся метать молнии, а после стал пировать вместе с девушками-великанами и даже хотел жениться на одной. Пока не стало слишком поздно, мне пришлось вмешаться и забрать его. Так мы и оказались здесь.

Я злобно покосился в сторону Тора — идиот, которому хмель вечно голову портит. Как можно предлагать кому-то брак, когда у самого свадьба на носу. И ладно он был бы никому неприметным человеком или альвом, но первый наследник Одина не должен так себя вести.

— Я постарался загладить ситуацию, и великаны вроде всё поняли, однако осадок остался. Впрочем, надеюсь, никто об этом не узнает, в особенности госпожа Сиф.

Не выдержав, резко спросил:

— У вас к ней повышенный интерес?

Фрейр довольно хмыкнул, скрестив руки на груди:

— Не стану врать, что госпожа Сиф прекрасна как заря, однако претендовать на что-либо никогда не стану — не беспокойтесь. Однако больно видеть, как ломаются судьбы по воле других.

Я ждал, что он продолжит и даст предупреждение, раз способен видеть будущее, однако Фрейр вдруг улыбнулся и поспешно проговорил:

— Я рассказал вам, что произошло. Теперь ваша очередь выполнять часть сделки: отдайте моей сестре склянку и напомните про оружие. А теперь прошу извинить — время не ждёт, — и он тут же скрылся в портале.

Покручивая в пальцах склянку, любопытство взяло вверх, и я чуть поддел крышку, увидев, что внутри находилась кровь. Мысли одна за другой пронеслись в голове, оставляя лишь одно: Гулльвейг зачем-то понадобилась кровь Тора, а я был уверен, что это именно его. Как же мне это всё надоело! Не выдержав, вышел прочь из покоев Силача и двинулся по коридорам, надеясь застать вана в её комнате. И удача улыбнулась мне.

Гулльвейг неожиданно сидела подле окна, расчёсывая волосы, словно готовилась ко сну, а не собиралась на очередную таинственную встречу или запугивание чужих голов.

— А я всё думала, когда ты решишься навестить меня, — игриво произнесла ван, но тут же поджала губы, заметив серебряную склянку в моих руках. — Фрейр? Отдай.

От ласкового голоса и повадок кошки не осталось и следа, являя истинное лицо вечно холодной и расчётливой колдуньи.

— Знаешь, сегодняшний вечер полон неожиданностей. Сначала я помогал твоему брату переносить Тора в его покои, затем узнал, что покои могут открываться только в те места, которые ведущий посещал раньше, но что более интересно — тебе зачем-то нужна кровь Силача. Ты не хочешь мне ничего объяснить?

Свечи шипели пламенем в повисшей тишине, а мы стояли и буравили друг друга взглядами, не скрывая недовольства и злости, и никто не думал сдаваться первым.

— Мне хватит одного удара, чтобы вырвать у тебя из рук склянку, Локи. Не дури, — угрожающе отчеканила она и позволила теням на миг показаться, словно предупреждая.

— Рискни, — пламя облизало кончики пальцев, умоляя сорваться в дикой пляске и спалить комнату вместе со вспыльчивой ван.

Гулльвейг раздражённо цокнула языком и, взмахнув подолами расшитого нижнего платья, уселась вновь расчёсывать волосы:

— Что ты хочешь знать? Да, я бывала в твоей комнате, как и в других. Запоминала, где и кто живёт, а ещё искала письмена и свитки, но клянусь — не рыскала по сундукам. Мне надо было найти библиотеку или какую-нибудь древнюю рукопись, однако никто из вас не выносит за пределы зала. Я этим не горжусь, но и оправдываться не стану.

Я скривился от её тона: она не умела просить прощения и считала себя лучше остальных, а ещё никогда бы в жизни не признала, что зависит от кого-то. И наверняка думала, что я должен быть благодарен за то, что она поделилась своими великими мыслями и созналась в проступке. Однако, видимо, Гулльвейг не понимала, что главное в отношениях — доверие.

— Хорошо, допустим, поверил. Но что насчёт крови? Или это опять великая тайна, которой ты поманишь и после скажешь, что не пришло время?

Она вспылила и подлетела ко мне, оставляя на щеке пылать пощёчину.

— Забываешься, мальчишка! Я учу тебя сейду, хотя и не должна. Кто открыл тебе истину об огне? Кто пустил в святилища Ванхейма? Один о таком только грезит ночами, но никогда не переступит порог нашего дома. А тебе ещё мало, неблагодарное отребье! За такие дары ты должен ползать в моих ногах как верный пёс!

В тот момент не гордился собой, ибо злость взяла вверх, и я схватил её за шею, прижимая к стене. Огонь обжигал нашу кожу, но мне было плевать: Гулльвейг переходила грань, играясь со мной.

— Ты забываешься, ван.