Предвестники конца: Развеивая золу

Голос Эймунда звучал будто через воду. Был ли он галлюцинацией, или я уже умерла? Реальность ускользала, оставляя только невыносимую боль. Тело будто варилось в лаве Муспельхейма, а голова пульсировала, словно готовилась взорваться. Не могла пошевелить даже пальцем, погружаясь всё больше в муки.

Образы сменяли друг друга, заставляя метаться в агонии и пытаться сбросить оковы кошмаров. Мне виделся то Эймунд, несущий меня на руках, то страшный шторм, который затопил округу: в огромном котле буйства моря и ветра гибли люди и животные под оглушительный хохот Ран. Великанша безумствовала, и природа подчинялась ей, но в тот миг, когда казалось, что мир погибнет в чудовищном водовороте, яркий свет озарил округу, и наступила пустота. Голова раскалывалась, хотелось сбросить пелену сна, но не было сил. Попытка открыть глаза отзывалась мучительной болью.

— Тише, тише, — кто-то заботливо сжал пальцы, нежно поглаживая. — Не шевелись. Я рядом.

Через дрожащие веки смутно вырисовывался силуэт Эймунда. Он крепко прижимал меня к груди, пока мимо мелькали деревья и горы. Лошадь неслась куда-то вдаль, а позади кто-то громко кричал. Тошнило, в нос стойко ударял запах крови, и я постоянно то теряла сознание, то выбиралась из оков слабости.

— Спи, я больше тебя никогда не оставлю, — низкий, будто мёд, голос Эймунда успокаивал, и я, вымученно улыбнувшись, впала в забытие.

Сквозь бурю Рота гнала коня вперёд. Она прежде не бывала в Виндерхольме, а все ориентиры исчезли в снежной буре. Слёзы катились по её щекам, обжигая кожу. Встретится ли она снова с Оли, или судьба их предрешена? Переживут ли они эту ночь? Сердце трепетало от надежды, но в груди расцветала холодная и пугающая мысль: они погибнут, пытаясь спасти других. Отчаяние душило Роту, однако нельзя было сдаваться, кроме неё никто не предупредил бы воинов столицы о нападении проклятых Орлов. Она шептала молитвы богам и сдерживалась, чтобы не обернуться и не зарыдать от боли и страха. Не так должна была сложиться их судьба. Ещё утром Оли качал их малютку, а Рота готовила обед, счастливо улыбаясь и радуясь солнечному дню. А теперь она одна посреди урагана.

Ветер пробирал до костей, пальцы окоченели, зубы стучали, дитя на руках более не плакало. Опасаясь, что дочь замёрзла до смерти, Рота стянула свой плащ и обмотала им ребёнка.

— Потерпи, моя девочка, мы почти спасены, — Рота едва разлепляла губы, трясясь от холода. Вдруг впереди мелькали огни Виндерхольма: они добрались.

Не щадя ни себя, ни коня Рота рванула вперёд, желая предупредить и попытаться спастись. Тело её окоченело, безумно хотелось спать, но осталось ведь совсем чуть-чуть. Только бы не уснуть…

— Я предупреждала тебя, Дьярви! — крик сотряс комнату, заставляя резко прийти в себя.

Мысли путались, а перед глазами всё ещё была мутная пелена. Тело будто рухнуло с высоты и разбилось на сотни осколков, которые точно кипели под кожей. Голова по-прежнему пульсировала, а я не могла издать и звука. Что произошло? Где я? Вопросов становилось только больше, но язык онемел.

— Говорила же, девчонка не вынесет и умрёт! Посмотри на неё: при смерти две недели лежит, и в этом виноват только ты.

Тьодбьёрг. Это её высокий голос, похожий на переливы грозы. Значит, я лежу у неё дома уже две недели, не приходя в сознание — пугающая новость. Что, если навсегда останусь в пограничном состоянии и не смогу даже подать знак, что жива и слышу их? Паника накатывала, но нужно было собраться и дышать. Спокойно, ещё ничего неизвестно. Надо прийти в себя и понять, что произошло.

— Сколько раз просила позволить мне вмешаться и помочь ей научиться контролировать сейд, но ты оставался глух и слеп, как последний идиот! — никто прежде не позволял себе так общаться с самим хэрсиром. — И знаешь, что самое страшное: её не берут ни заклинания, ни травы, будто тело противиться именно моему вмешательству. Это плохой знак, Дьярви, дрянной. Раньше вмешаться стоило, а теперь Астрид вполне может себя уничтожить.

Стало быть, Тьодбьёрг говорила обо мне с отцом, а он не слушал её, видимо, считая, что лучше остальных разбирается, что мне нужно. Ничего удивительного — он всегда так поступал. Голова вновь заныла, а горло обожгло подошедшей рвотой, но сдержалась: лучше потерпеть, пока отец не уйдёт — он и без того наверняка зол, что доставила неприятностей. Надеюсь, мои животные целы и невредимы. И где Эймунд? Он ведь спас меня, или показалось? А Ран? Она — плод воображения, или всё же это было реальностью, пусть и зловещей? Или я всё же тронулась головой.

— Быть может, оно и к лучшему, — прозвучало в тишине дома. — Сдохни она, и не было бы столько проблем.

На мгновение я забыла, как дышать: собственный отец желал смерти. Сердце пропустило удар, а слёзы обожгли веки — неужели он настолько сильно ненавидел меня? Но за что? Что я сделала не так? Одинокая слеза скатилась по щеке, и я тут же прикусила до крови язык: не стоило сейчас выдавать присутствия. Нужно было собраться и слушать пугающие откровения дальше, а не рыдать, будто что-то могла изменить.