Предвестники конца: Развеивая золу

Удивление смешалось с осуждением и возмущением на лице хирдмана, а слова, видимо, обжигали ему губы, норовя сорваться потоком нотаций, но он смолчал. Молчала и я, не желая извиняться. Идэ несчастна и глупа, раз терпит измены, о которых судачат даже мыши по углам.

— Вести хозяйство — достойное мастерство, Астрид. И твоя тётка уж точно в этом преуспела, раз родила детей и муж при ней, так что не зазнавайся.

Я скривила губы и отвернулась. Несмотря на назидательный тон, с Рефилом было легко общаться и не скрывать мыслей, ведь он знал меня с детства. Навещая свою тётушку Линн, хирдман слушал, как я мучала струны и рассказывала наизусть песни скальдов. Для него не было тайной походы к вёльве и мои желания познать сейд. Рефил не осуждал и никогда не ругал, приговаривая: «Нужно делать то, что просит сердце, иначе рискуешь сойти с ума от тоски».

Хирдман по праву считался другом семьи: Вальгард знал его как одного из наставников и советчиков, отец же странствовал с ним по миру, совершая набеги и проливая кровь в сражениях.

— Не злись, Златовласка, — я нахмурилась, услышав дурацкое прозвище, которым меня наградил Сигурд, но Рефил не обратил внимания. — Идэ, может, и не прекрасный человек, но и не самый ужасный. Ты сильно искушаешь судьбу, задерживаясь здесь дольше положенного и слоняясь без присмотра. И не говори мне, что Вальгард перестал забирать тебя вечерами.

Я поджала губы: брат действительно встречал меня каждый вечер, провожая по затхлым улицам в верхние районы, где высился наш дом.

Рефил протянул широкую ладонь, помогая слезть с помоста. Я благодарно кивнула и бросила взгляд на воинов, продолжающих возиться на пристани. Змеи вились подле своего драккара, намереваясь скоро отчалить. Они беззаботно хохотали и оглядывали округу, будто запоминали местность. Взор невольно скользнул к месту недавней стычки, и я не удержалась:

— С ней всё будет в порядке? С пленницей?

Хирдман кивнул, но продолжать тему не стал. Он мог пройти мимо или даже поизмываться сильнее — никто бы не осудил и не сказал ни слова, однако Рефил был другим — правильным.

— Кто прибыл? — полюбопытствовала я. Вальгард говорил, что до прихода кровавого месяца должны вернуться около десяти команд, многие из которых уплыли ещё в прошлом году. Бесконечные странствия по владениям Ньёрда были судьбой для большинства мужчин и женщин Риваланда.

— Кроме меня? — усмехнулся Рефил и двинулся вверх по разбитой тропе. Три месяца назад он отправился с визитом в земли кланов Вепря и Ворона, однако о цели я не знала — отец не поделился подробностями с Вальгардом. — На днях люди начнут возвращаться в родные стены. Только сегодня уже одна команда закончила странствия, привезя с собой трэллов, и ещё прибыл Эйрик Высокий, ярл Хваланда, вместе с приближёнными.

— Но я не заметила белых парусов, — возразила я и тут же захотела дать себе оплеуху за несообразительность: — Прошу простить, ярлам ведь не пристало высаживаться вместе с трэллами. Доски Главной пристани благословлены и продлевают власть всякого, кто по ним ступает: так шептались старухи в подворотне.

Главной или Новой пристанью назывался широкий деревянный пирс, на котором собиралась разномастная толпа, приветствующая визгами, песнями и наполненными элем и мёдом рогами: именитые гости и победители сражений гордо шествовали, улыбаясь и принимая дары. Оттуда же под молитвы заступникам отправлялись в походы, веря в лучшее. Крупные торговые суда тоже останавливались подле Новой пристани, однако мелким торговцам там разгружаться было запрещено — для них предназначалась затхлая Старая пристань.

На мой выпад Рефил усмехнулся, качая головой: видимо, обещал себе больше не критиковать «зазнавшегося барана Эйрика, вылезшего из трущоб».

— Потише, госпожа. Твой язык острый, но не к месту. — Хирдман снисходительно посмотрел на меня. — Белый парус драккара закрыли пять знамён с яростными волками, так что ворон не заметен среди синевы, откуда бы ты не глядела.

— И после этого ты говоришь, что я слишком резкая в суждениях, — парировала я, заставляя его разразиться смехом. — Сам меж слов иглы прятать любишь.

— Ох, Астрид, мне не хватало тебя, — неожиданно признался Рефил, трепля меня по голове. — Но вынужден признаться: последнюю пару недель у тебя была достойная замена — такая же циничная.

Миновав нижние районы, воздух словно стал чище, а под сапогами перестала пузыриться грязь. Широкая дорога, ведущая к западным воротам, разделяла город на две части, будто проводя черту между достатком жителей: чем дальше они забирались от края залива, тем больше сундуков с богатством получали — поощрительный приз в бесконечной гонке за лучшей жизнью. Мы перешли границу и двинулись в маленькую рощу со статуей Фреи, окружённую клёнами и ясенями. Жёлтые и рябые ветви скользили по лицу вана, роняя ей под ноги разноцветную скатерть листьев. Солнечные лучи мелькали на кольчуге хирдмана, отбрасывая блики, из-за которых приходилось идти, опустив голову.

— И кто же? — прервала я затянувшееся молчание, поддевая сапогом покрывало листьев.