Когда изучаешь работы, посвященные ятвягам (их немного), создается впечатление, что разные авторы говорят о разных народах — до такой степени различаются их свидетельства:
«Зараз по той коронации Данило, кроль руский, собравши руское войско, тягнул на ятвяги, которые завше в лесах мешкали, ничего иного не робячи, тылко з людских прац и лупов жили, а чинили великие шкоды в панствах руских и полских» (90, лист 436).
Российский историк Николай Авенариус (1834–1903) утверждал то же самое, что и автор цитированной хроники: дескать, ятвяги были преимущественно охотниками и вели бродячий образ жизни, поэтому не оставили археологических памятников (89, с. 412). Однако ему решительно возражает современная беларуская исследовательница Алла Квятковская:
«Материалы, полученные при раскопках поселений ятвягов Летувисского Занеманья, дают возможность утверждать, что основой их хозяйства были земледелие и скотоводство. Просо, пшеница, ячмень, горох, бобы и вика — то, что они сеяли. Роль охоты и рыболовства — незначительна. О развитии металлургии и металлообработки говорят многочисленные местные типы изделий, остатки ремесленных печей, крицы, шлаки и фрагменты литейных форм» (89, с. 418).
Беларуский историк-археолог Вандалин Шукевич (1852–1919) тоже подчеркивал в свое время высокий уровень культуры народа, оставившего каменные могильники на территории современной Беларуси и южной части Летувы:
«Все предметы выполнены на удивление хорошо, по-мастерски и могут быть сравнимы с лучшими изделиями Запада, что свидетельствует о высоком уровне мастерства местных ремесленников. О местном производстве этих предметов говорит и то, что найдены они в большом количестве в этой земле» (26, с. 67).
Так кем были ятвяги? Бродягами, не оставившими археологических памятников, или народом с высоким уровнем культуры? Мы склонны верить выводам нынешних исследователей.
Российский историк XIX века Иван Беляев (1810–1873) писал: