Человек появился на свет сразу. Еще вчера над миром висела тишина и лишь обезьяны чавкали бананами в этой тишине — а сегодня в мире появился человек, в человечности которого усомнится только полный тупица.
Эта резкость смущала антропологов. В соответствии с эволюционной теорией им хотелось не революций, а плавных переходов.
Не ясно, правда, нарушил ли этот человек сразу постулируемую Стоговым тишину звуками человеческой речи. Стогов строго хранит соответствующую тайну и нам придется ею ниже заняться. Зато классические представления антропологов о долгой эволюции человека Стогов явно высмеивает в таких строчках (стр. 34-35)
Более или менее общепринятая картина происхождения человека к концу XX века выглядела так.
Сперва человек был полностью обезьяной. Животные предки сегодняшних горожан жили, очевидно, в Африке и носили имя обезьяно-человек
. Разглядеть в обезьяно-человеке хоть что-нибудь человеческое под силу лишь специалисту с несколькими высшими образованиями.На начальных ступенях развития древние люди мало отличались от животных. Зато сто (сорок) тысяч лет назад начался новый этап. Допотопный предок вымер, и на смену ему пришел неандерталец
. Постепенно этот типчик превращался в то, что мы подразумеваем под словом «человек».Ну и, наконец, на заключительной стадии, с появлением кроманьонца
, человек стал во всем подобен нам. Правда, изобрести блага цивилизации он еще не успел, а потому ходил голым и ел ближнего на обед.Обезьяно-человек — неандерталец — кроманьонец. Каждая ступенька этой лесенки подкреплена раскопками.
И дальше Стогов с юмором описывает все эти археологические находки и утверждает, что в дереве эволюции от обезьяны к человеку нет ветви, ведущей от корня дерева к нам, людям. Все ветви эволюции оказались боковыми, ни одна не вела к заявленной Дарвином цели. Впрочем, меня сейчас интересует появление речи и языков, так что предлагаю просто исходить из того, что нашу Землю в какой-то момент заселила группа людей, которая благодаря удлинению гортани получила физиологические предпосылки для способности говорить, и которая сразу начала развивать свой язык. Неандерталец уже лихо ходил и бегал на двух конечностях, но горбился сверх меры, а вот кроманьонец, гордо взглянул на небо и шея его начала приспосабливаться к высоко поднятой голове. Неандертальцы были, правда, достаточно умны для того, чтобы использовать акустические сигналы, только конструкция голосовых связок еще не была подходящей для несколько более сложной и мелодичной речи.
Зато кроманьонец, сам того от себя не ожидая, начал говорить, сначала еще не на самом высшем уровне ораторского искусства, но все же более внятно и членораздельно, чем неандерталец. Вероятно, языки жестов и тела играли у неандертальцев гораздо более важную роль, чем издаваемые ими звуки. Впрочем, возникшие в процессе развития языка жестов диалекты живы еще и сегодня: болгары используют наше «утвердительное» покачивание головой чтобы сказать «нет»; многие народы не рассматривает процесс говорения, не сопровождаемый массивной помощью рук, в качестве «настоящего» разговора; мимика может и сегодня порой сказать больше, чем слова. Я не хочу этим сказать, что названные и не названные жестикулирующие народы произошли от неандертальцев, а занудно, не вынимая рук из карманов, говорящие от кроманьонцев. Существует мнение, что неандертальцы не вымерли, по крайней мере, не вымерли полностью, а участвовали в образовании человеческих рас и смешивались в ходе этого с Homo sapiens sapiens. А кто этому не верит, должен окинуть скептическим взором лица окружающих его современников и прислушаться к тому, как оные говорят…