Преемник

После атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки Хирохито решает спрятать семью и отправляет в Хоккайдо свою жену принцессу Нагако, шестерых детей, часть прислуги и Лисэйль. Лисэйль сбегает из убежища и на лодке с рыбаками добирается до Вэна, зная точно, что там безопаснее, чем на японской земле. Так она надеется переждать окончание войны. Хирохито узнает о побеге, и, не боясь смерти от рук советского народа, приезжает на Вэн, чтобы убить предателя. Очевидцы, которые после продолжали жить на островах рассказывали, что он отрезал женщине голову, схватил за рыжую копну и подняв ее на вытянутой руке к небу, стал кричать – «Majo», что означает – «ведьма».

Было ли так или по-другому никто уже доподлинно сказать не может, но с того дня японцы прокляли архипелаг и больше не требовали вернуть Вэнские острова. У них считают, что Курилы – это место силы, а Вэнский архипелаг – рана на теле земли, которая никогда не заживет.

Когда я узнал эту историю, то тут же написал рассказ и принес в «Фактуру» с названием «Император, который верил». Зискин поднес бумагу с моим текстом к сигарете в зубах и с улыбкой поджег.

– Никто и никогда не будет об этом писать! – спокойно сказал он. – Это боль японского народа. Ты сделаешь больно почетным гражданам этих островов. Эти острова принадлежат им.

Камал с отвращением относился к тем, кто смел плохо или никак говорить про острова. Про острова можно только хорошо. Иногда мне казалось, единственное, что позволяет его крови приливать в сердце – это нахождение на островах. Уехал- умер. Этакий бессмертный островитянин. Всех неверных считал моллюсками спизулами. Мол, уехал – предал. Позднее я узнал, что существует целая книга про эту мистическую легенду автор Игнат Алферов.

Самое долгое, что было в любом пути – это пришвартовать катер к берегу, даже тридацть километров от Вэна и Куру казались мгновением в сравнении с тем, что происходило при парковке у берега. Острова находились друг от друга на примерно одинаковых расстояниях в тридцать километров. На Куру все ездили за едой. Фрукты и овощи прибывшие с материка на Сахалин, после, направлялись на Курилы и Куру. Именно по причине долгих поставок и бесконечных перевозок стоили фрукты и овощи безумно дорого. Дорого даже в понимании местных жителей, зарплаты которых вдвое превышали зарплаты жителей с материка. Долго я не мог к этому привыкнуть, и пытаясь экономить на всем, отказывал себе в витаминах, в мясе, в злаках. Я закупался сухой лапшой и пробовал так жить неделями. Через два месяца такого рациона, месяц из которого я провел на обезболивающих, понял, что пока я экономлю на еде, на мне экономит мое здоровье. Заработал хронический гастрит. С тех пор на еду денег не жалел.

На островах я расстался со своим иммунитетом. Здоровье болталось, где-то между ОРВИ, ОРЗ и очередными неизученными вирусами. Порой, опускаясь на самое дно бездны меланхолии, внутри себя я садился в самый темный уголок и задавал в никуда вопрос – «А дальше только смерть?». Но потом организм брал последние запасы здоровья, где-то в осадке всех жидкостей во мне, и выводил за руку из бездны. В последний раз, когда я уже не верил в воскрешение – в меня поверила магия. Это сейчас я скажу, что, скорее всего в меня поверил страх еще раз посетить эту квартиру, но тогда казалось, что мистика не бред собачий.

Звали ее Тамарушка, а она звала себя шаманкой. Жила женщина на севере Куру, ближе к лодочной станции путь с которой вел в Корсаков. Теть Маша сказала, что лучше врача не сыскать на всем белом свете. На краю света точно. Конечно, она была вовсе не врачом, а знахаркой и ее методы лечения больше забавляли, чем интриговали, но жить без иммунитета я уже не мог и понимал, что использовать надо все методы, чтобы как-то существовать на этих островах.

Тамарушка встретила меня на пороге своей двушки в новостройке на третьем этаже. В стареньком, но чистом халате с узорами в синий цветочек, с убранными назад до единой волосинки гладкими черными волосами. Ни единого седого волоса на голове ее не было. Сначала она угостила травяным чаем, рассказала свою историю – что выросла на Сахалине, в городе Оха, что предки ее были айны. Айны – древнейшие поселенцы японских островов. Рассказала, что айнов уже не существует, вымерли. Что осталась она одна такая и еще двое в Охе доживают. Остальные полукровки. На самом деле Тамарушку звали Чувка-унтара. Но в советское время из-за родственных связей с айнами – ссылали в ГУЛАГ, поэтому своё айнское она давно сменила на русское и смирилась с тем, что вернутся в Японию к родному народу, ей уже не удастся.

После чаепития завела в комнату со всех сторон заставленную иконами и статуэтками духов и богов. Иконы были православные, католические, буддистские, лежали четки карты, свечи, игральные кости. Казалось, что верит Чувка-унтара во всех богов одновременно.

– Веришь в кого?

Спросила она резко, я даже не успел среагировать.

– Я? Верю?

– Бог какой в сердце?

– Нет бога в сердце, но крестили в православной.

– От этого все болезни, что не веришь.