Преемник

И каждый день вот уже три года я хожу по одной и той же дороге. Почти всегда меня провожает одна и та же женщина. Чаще не провожает, ей на работу к восьми. По пути я встречаю одних и тех же людей. Под воротник заползает один и тот же ветер, а в голове крутится одна и та же мысль – ради чего я это делаю?

С годами желание думать – притупилось. Живешь просто на автопилоте и от дома к работе, от работы к дому в голове кружат одни и те же мысли. Иногда в голове можно услышать шум моря и как волны бьются о скалу. И тишина. Голова давно уже не наполнялась мыслями о чем-то важном, нужном, волнующем. Все неважно и ненужно становится с годами, когда привыкаешь к пустоте. Такие мысли у меня появлялись только в сложные дни. Сегодня был один из них.

Сегодня 14 сентября – день гибели моего отца. Тогда в 2008 году я жил в Москве и только-только положив на стол красный диплом Академии службы безопасности стал наконец свободным перед родительской волей. В Москве была прекрасное лето, которое я шумно отгулял под песни Леди Гаги в ночных клубах в обнимку с бутылкой Джэка Дэниалса. Самая отличная компания для проводов юности.

Я защитил диплом и влюбился на Пушкинской площади. Она стояла прекрасная в свете солнечного дня и светилась. Невысокая, чуть на цыпочках доставала головой до моего плеча. С нежными, белоснежными кудрями. С добрыми, честными голубыми, бездонными. В сторону разлетался сарафан, слегка оголяя детские колени. Волосы путались прикрывая оголенные плечи и было страшно подойти к ней и коснуться. Хотелось поставить под музейное стекло и любоваться. Она была очень редким экспонатом. Но я подошел. Не помню зачем, но соврал. Потом это вошло в привычку – врать, а тогда мне надо было действовать решительнее, чем все те, кто на той же Пушкинской собирался с ней знакомиться. Сейчас или никогда.

– Меня Настя зовут – Представилась.

А я забыл свое имя.

Настя приехала поступать в Щукинское училище из Калининграда. Особым актерским талантом Настя казалось бы не обладала, поэтому игра, которую я затеял, казалась мне совершенно безобидной и совершенно беспроигрышной. Тогда я и поверить не мог, что кто-то меня рассекретит.

– А я в Щуке на третьем курсе учусь. Смогу помочь поступить. – На ходу придумал.

– Не может быть! Это же совершенно неслучайная встреча!

– Все встречи не случайны. – Подмигнул.

– А где ты играешь?

– В «Et cetera». Еще вот во МХАТе с Табаковым постановку готовим. Это пока секрет.

– С самим Олегом Павловичем? – удивилась тогда и захлопала в ладошки маленькие.

Как же она в меня верила. Мне верила. Я и подумать не мог, что так искренне можно верить словам. Так просто можно взять и обвести вокруг пальца обычными фразами придуманными на ходу. Ну, что же, это всего лишь розыгрыш.

Потом подошла невероятной красоты золотая, ярко-красная, насыщенная, как акварельная палитра осень. Все аллеи были усыпаны кленовыми листьями, такими еще юными, что даже отказывались хрустеть под ногами. Пахло медом и яблоками. По вечерам можно было гулять под желтыми гирляндами из городских фонарей. Для сентября было еще очень жарко, и, задерживаясь до утра можно было попасть под поливальную машину и не замерзнуть.

Настя поступила в Щукинское училище с первого раза и с первого занятия поняла, что никакого отношения к профессии актера я не имею.

14 сентября мы поднялись в небо над городом на колесе обозрения на ВДНХ. Я понимал, что она мне нравится. Нравится не так, как нравились девушки раньше, а нравится чуть больше. Я чувствую к ней слабость и с ней я становлюсь сильным. Мне с ней нежно и сладко. Мне с ней хочется быть. Врать я больше не мог. Хотел еще, чтобы не разрушать ореол таинственности, созданный вокруг себя, но врать было уже бессмысленно, она раскусила меня, как гнилую грецкую скорлупу.

– Я не актер и никогда не хотел им быть.

– Зачем врал тогда?

Она плакала и прятала глаза, отводя в сторону. Под нашими ногами расстилался осенний лес – светофор. В своих слезах, она казалась жалкой, но обнять ее мог только честный человек, так я тогда подумал. И не обнял.

– Я просто хотел тебе понравиться.

– Но нравятся не особенные, нравятся настоящие.

– Я есть такой.

– Это подло. Ты все время смеялся надо мной.

– Даже не думал.

Хотя если не врать себе сейчас, то да, иногда я над ней посмеивался. Так отчаянно она верила в то, что я имею отношение к местам, литературным произведениям, людям. Я не хотел, чтобы это заканчивалось.

Мы кружились на колесе, пока нас не стала выгонять охрана парка. Почти не разговаривали. Она плакала, я не знал, как оправдаться. Честно – не хотел. Потом проводил на трамвай до Бабушкинской, а сам поехал домой. Больше Настю я не видел.