Трое потянулись к покрытым патиной шлемам — те, шипя, отстали от массивных горловин. Из-под матового стекла выпали седые бороды. Великорослые старцы с заросшими лицами и ясными глазами, без оттенка злобы. Их силуэты, очерченные жёлтым ореолом, были единственным источником света в зале, а возможно на всей станции. В образах этих читалось что-то не здешнее, иррациональное, не принадлежащее этому миру. И энергия. Удивительная энергия лучилась из этих лиц, и казалось столь многое сошлось в перекресте черт: и тёплая лучистая аура просветлённых лиц, как на иконах; и глубина постигнутых истин, как на портретах, весящих в каждом классе; и взгляд, набатом зовущий к новым победам, как на забытых статуях. Обычный человек преклонил бы колено, но Марш продолжал стоять твёрдо.
Марш не понимал почему, но кричать на старцев ему давалось сложно. Словно переступая через себя, он пытался раздуть неприязнь к врагам. Но против его воли, заряд гнева уходил в землю.
Слова текли, омывали былое, показывали настоящее, уносили к будущему. Из сказанного стало ясно, что перед Маршем стоит русская экспедиция — та, что здесь дольше всех, та, которую все успели забыть и списать. Но долгое пребывание на луне Эреба принесло плоды. Притом давно. Ещё три года назад был добыт образец таинственного вещества. Проводились долгие, тщательные испытания, и вещество поддалось — явило разгадку природы. Оставалось лишь воспроизвести реакцию. Над этим работали последние годы. Но одно обстоятельство стояло порогом: в малых объёмах реакция не устойчива, а в больших она грозит цепью разойтись, что поглотит всю Керу.
От этих слов Маршу сбило дыхание, он стал задыхаться от возмущения. «Каким это общим? Что за общность такая? Кто о ней просил?».