Преисподняя

— Однажды русский писатель Куприн ехал в поезде. В купе он оказался с итальянцем, который читал газету. Там было написано, что знаменитый русский певец Федор Шаляпин едет на гастроли в Италию. Итальянца это ужасно возмутило. Он с гневом сказал: «Ехать петь в Италию — все равно, что… — Бирс умолк и обвел взглядом присутствующих: все смотрели на него с интересом и ждали. И Джуди смотрела, распахнув глаза, даже издали было заметно, как она волнуется за него — волнуется и переживает. Хартман ждал спокойно, но был задумчив, словно размышлял над чем-то.

Антон выдержал паузу, пока в воздухе не повисло напряжение, и подождал еще чуть-чуть, пока оно не сгустилось и не стало явным.

— Ехать петь в Италию — все равно, что… — повторил Бирс, — все равно, что везти хлеб в Россию! — последние слова он произнес громко, чтобы все слышали.

Миг еще держалась тишина, потом раздался взрыв хохота, грянули дружные аплодисменты. Многие зашлись от хохота, на глаза навернулись слезы. Джуди горделиво озиралась: знай, мол, наших!

Хартман улыбался, но был явно раздосадован. Он смотрел на Джуди, которая искренне радовалась за Бирса, и понятно было, что он не одобряет ее.

Среди общего смеха Бирс поднял руку, прося тишины, и когда все притихли, сказал:

— Показывать свою программу в Лос-Анджелесе, все равно, что петь в Италии. Но поскольку в Россию давно возят хлеб, я рискнул и привез кассету в Америку, — объявил он во всеуслышанье под общий смех и аплодисменты.

Пока все смеялись, знаменитый ведущий программы, похоже, протрезвел и выглядел сконфуженно.

— Это вам за самоуверенность, — уколола его одна из дам.

— Неплохо бы и кассету посмотреть, — огрызнулась знаменитость.

— Когда вам угодно, — вежливо поклонился Бирс.

Герой экрана, видно, понял, что историю лучше замять.

— Хочу с вами выпить, — предложил он, взял с подноса два бокала и один протянул Бирсу, другой взял себе.

Они выпили, многие из гостей подходили к Бирсу, чтобы чокнуться с ним.

— Мистер Бирс, позвольте вручить вам приз! — громко объявила Джуди и наградила его поцелуем под аплодисменты гостей; Антон заметил, как по лицу Хартмана скользнула тень.

Можно было подумать, что все эти люди счастливы и живут в свое удовольствие. Разумеется, у них были свои заботы, но никто не выставлял их напоказ, напротив, все тщательно скрывали свои проблемы от чужих глаз, вот почему мнилось, что жизнь их исполнена счастья.

— Мистер Бирс, вы — коммунист? — неожиданно обратился к нему Хартман, и все снова притихли.

— Нет, никогда не был, — покачал головой Антон.

— Но вы так давно живете при коммунистах…

— Всю жизнь, — покивал Бирс, соглашаясь, и усмехнулся печально, удрученно развел руками — мол, что делать…

— Вы бы могли объяснить, в чем разница между нами? Я имею в виду между капитализмом и коммунизмом… — спросил Хартман как бы невзначай и смотрел невинно, ждал ответа.

О да, это был подвох так подвох! Стоило Бирсу ответить всерьез, он бы неизбежно пустился в политику, славный вечер был бы испорчен. Бирс это тотчас уразумел. Мало того, он потерял бы очки, набранные прежде, счет стал бы не в его пользу.

Антон понял, что его втравливают в никчемный спор, из которого не выбраться мирно: стоит начать, и увязнешь, как последний зануда.

— Все говорят, что между нами огромная разница, — пожал плечами Бирс. — Я с этим не согласен. На самом деле между капитализмом и коммунизмом нет никаких различий. Почти никаких. И вас и нас одолевает одна и та же забота: как выжить? И вы и мы думаем об этом постоянно. Просто вы думаете, как продать, а мы — как купить.

Это прозвучало настолько неожиданно, что несколько мгновений все молчали, соображая, потом, как обвал, в стены ударил хохот. Хартман усмехнулся и похлопал слегка, отдавая должное собеседнику, а Джуди едва не заплакала от радости.

— О Тони, это замечательно! — улыбнулась она сквозь слезы, Хартман помрачнел, Бирс видел.

В соседней комнате кто-то сел за рояль, потек густой томительный блюз, Джуди потянула Бирса танцевать. И вот полумрак, в стеклах отражаются скользящие пары, слегка кружится голова, ты обнимаешь красивую девушку, и тебе кажется, кто-то свыше высек в пространстве между вами искру: да, короткое замыкание, похоже. Впрочем, он тут же себя стреножил: не дури, у богатых свои причуды, тебе до юной леди, как до луны, любая старуха в русской деревне остережет тебя — не в свои сани не садись, милок, или еще почище: на чужой каравай рот не разевай!

Вечеринка удалась на славу, гости, прощаясь, благодарили хозяев и Бирса, многие приглашали его к себе.

Хартман пожал Бирсу руку и по-хозяйски, как само собой разумеющееся спросил у Джуди так, чтобы слышал Бирс:

— Ко мне поедем?

— Я так поздно в гости не езжу, — нашлась Джуди.

— В гости?! — развеселился Хартман, всем своим видом показывая, как удачно она пошутила.

Бирс и сам знал, что на самом деле все обстоит иначе. Ну разумеется, разумеется, они спят вместе, а ты пришелец, случайный прохожий — мелькнул, исчез.