Преисподняя

Ее уже одолевала скука, но, пожалуй, этим бы все кончилось, если б не зазвонил телефон. Ключников снял трубку, мужской голос спросил Аню. Она слушала, улыбаясь, Ключников томился, ожидал, копил злость.

- Заканчивай, - напомнил он, когда ему окончательно надоело ждать.

- Это я сама решу, - ответила она, прикрыв трубку ладонью, и продолжала разговор.

Ключников подождал, но понял, что конца не будет, и нажал на рычаг.

- Ты что?! - удивилась Аня. - Ты в своем уме?!

- Надоело, - мрачно объяснил Сергей.

Телефон вновь зазвонил, тот же мужской голос вновь спросил Аню, но Ключников ответил, что ее нет.

- Как?! - удивился собеседник на другом конце провода, Ключников положил трубку.

- Ты спятил? - Аня набрала номер, но Сергей выдернул шнур из розетки.

- Слушай: в чем дело?! - рассержено вскинулась Аня. - Я живу, как нравится мне. А ты живи, как нравится тебе.

- Это не жизнь. Уж лучше врозь, - возразил Ключников.

- Как тебе угодно. Я с тобой, потому что сама захотела. Какой есть, такой есть, ломать тебя я не собираюсь. И запомни: я на сторону не хожу, это не в моих правилах. Надоест, уйду. А как мне жить, я сама решу. Не хватало, чтобы ты выслеживал меня. Подхожу тебе - живи. Нет - кто держит? Это ежу понятно! Как говорится: вот Бог, а вот - порог.

- Как это у тебя все легко и просто! Сошлись, разошлись... - с досадой попенял ей Ключников.

- Нет, - она вдруг печально покачала головой. - К сожалению, не легко. И не просто.

- Друзья! Приятели! Звонки! Компании! Надоело!

- А кто тебя заставляет? - спокойно спросила Аня. - Это моя жизнь. Моя! Не нравлюсь, скатертью дорога!

Она включила телефон, он тотчас зазвонил. Аня сняла трубку и стала обсуждать с кем-то художественную выставку, но Ключников уже не слушал. Он поднялся, отыскал сумку, побросал в нее вещи и вышел, не прощаясь.

...дома Бирс застал плачущую мать: Джуди исчезла. Она вышла в булочную, но домой не вернулась, мать не знала, что и думать. Антон быстро спустился вниз, расспросил старух, посиживающих во дворе: Джуди видели, когда она направлялась в булочную, и после, когда возвращалась с хлебом. Антон позвонил в квартиры на первом этаже: в одной слышали за дверью женский крик, в другой старик успел заглянуть в глазок и увидел, как какие-то люди скрылись за шахтой лифта; подробностей старик не разглядел.

Бирс внимательно осмотрел лестничную площадку перед лифтом, обнаружил землю и множество следов - весь пол был истоптан, словно несколько человек топтались в грязной обуви. Узкий проход вел за шахту лифта, откуда спускалась лестница в подвал. Обычно решетчатую дверь запирали на большой висячий замок, но сейчас она была лишь прикрыта: стоило ее толкнуть, и она со скрипом отъехала в сторону.

Снизу на него повеяло зловещей тишиной и темью. Крутые ступеньки уходили в темноту, как в воду, - уходили и исчезали бесследно. Бирс понял, что без света не обойтись. Он поднялся домой за фонарем и, посвечивая, стал осторожно спускаться.

Каждая ступенька давалась с заметным усилием: он замирал, прислушиваясь, потом делал новый шаг. Подвал оказался глубоким, Антон спустился на три лестничных марша, плотная тишина окружала его со всех сторон. Он вдруг заметил белое пятно, медленно приблизился и все понял: то был полиэтиленовый пакет с хлебом. То ли Джуди уронила его случайно, когда ее вели, то ли бросила намеренно, чтобы указать путь тем, кто станет ее искать.

Подвал состоял из множества помещений и, казалось, не имеет конца. Антон крался в тишине, луч фонаря выхватывал из темноты грязные стены, пол, какие-то проломы, проемы... Озираясь, он остановился, чтобы поразмыслить: с одной стороны, его тянуло продолжать поиски, с другой, он понимал, что одному ему не справиться.

Антон поднялся домой, позвонил Першину, тот прислал дежурный наряд и приехал сам. Они осмотрели местность и сверились по карте. Дом стоял на склоне Красного Холма по соседству с Новоспасским монастырем. У подножия холма располагался обширный монастырский пруд, за которым тянулась набережная Москва-реки. Монастырь, как водится, был крепостью, имел несколько подземных ходов: один вел к реке, что и понятно было, выход к воде был необходим на случай осады; другой ход направлялся туда, где стояла когда-то Таганская тюрьма, взорванная после войны; третий ход шел на Крутицкое подворье и дальше, в старинные Алексеевские казармы, в которых с незапамятных времен по сей день размещалась московская гауптвахта.

Это была разветвленная подземная система: посреди двора обнаружились уходящие неизвестно на какую глубину вентиляционные стволы, подвалы окрестных домов и монастырские ходы соединялись с идущей под улицей веткой метро. Сыскная собака, которой дали понюхать туфли Джуди, уверенно взяла след, повела разведчиков из подвала в подвал и сконфуженно заскулила в тоннеле метро: запах креозота и антрацена стойко забивал все прочие запахи.

Джуди украли. Было ли это случайностью или Бирса выследили и нанесли расчетливый удар, сказать было нельзя. Антон испытывал боль и стыд, словно в том, что стряслось, была его вина: не уберег, не уследил...