Ещё бы. Осунувшееся лицо, опухшие глаза, бледная кожа — чем не эталон красоты? Да и прошло уже немало времени с тех пор, как я полноценно спал, лежа в нормальной кровати. Практически ничего не ел уже двое суток. А в придачу ко всему — трехдневная щетина, спутанные грязные волосы, чумазое лицо, местами расцарапанное и покрытое пятнами крови. Одет как бездомный колхозник, времен середины семидесятых годов. А ещё запах… Весь мой внешний вид говорил о том, что вместо двадцати трехлетнего парня, в помещении находился сорокалетний заросший алкаш, которого кошки подрали.
— Да, обувь — просто жесть! Они же деревянные! — возмутился я, кое-как встав на ноги.
— Бомж? Это ещё кто? — не понял офицер, проигнорировав мой комментарий по поводу обуви.
— Неважно! — отмахнулся я, совершенно не желая ему объяснять — кто такой бомж и почему я на него похож.
— Заключенный! Шагом марш, на выход. Хватит тут строить из себя…
Каково же было мое удивление, когда через несколько минут, поднявшись по железной лестнице ещё на два уровня вверх, мы оказались в хорошо освещённом, чистом фойе. Моему взору предстали гладкие бетонные стены, выкрашенные светло-зеленой краской. На полу уложен дорогой лакированный паркет, который блестел так, словно его натерли несколько минут назад.
У дальней стены стояли деревянные кадки с искусственными цветами, два ряда старых, но судя по их состоянию — мягких кресел и небольшой стол с пустым стеклянным графином. Поверх паркета была уложена ковровая дорожка, ведущая к двери в конце комнаты. Чистота и порядок. Здесь, прямо в центре помещения, под внимательным наблюдением шести вооруженных охранников, стояли мои друзья.
Дмитрий и Андрюха о чем-то тихо беседовали, а Катя осматривала висящие на стенах дипломы и фотографии в деревянных рамках.
— Ребята, привет! — произнес я, едва мы поднялись по лестнице.
— Макс? Макс! Ты живой, здоровый? — заметивший меня первым Димка, хотел было рвануть ко мне, но его грубо остановили. Андрюху просто оттолкнули в другую сторону, а девушку ухватили за руку, не позволяя подойти ко мне.
— Назад! Вас предупреждали! — крикнул один из охранников, поднимая автомат.
— Да плевать! Макс! Ты как? — Дмитрий проигнорировал предупреждение.
— Все нормально, — улыбнулся я, но почти сразу, стоящий позади меня майор, произнес что-то язвительное.
— Нам сказали ты при смерти. Сказали, что ты попал под какое-то сильное воздействие…
— Ерунда! Все чушь, жить буду!
— Не долго! — презрительно хмыкнул майор. — Ладно, хватит болтать. В одну шеренгу построились, живо!
В дальнем конце этого помещения находилась массивная, хорошо лакированная дубовая дверь, с ярко-красной табличкой. Мы подошли прямо к двери. На табличке, золотистыми буквами было выведено:
— Вот и все, пришли! — майор осклабился и приоткрыл дверь — Советую отвечать правдиво на все вопросы.
Он осторожно постучал в дверь, выдержал определенную паузу и потянул дверь на себя.
— Товарищ полковник?! Заключенные доставлены! Разрешите заводить?
В ответ тишина. Он хотел уже прикрыть дверь обратно, решив, что зашел не вовремя, но не успел.
— По одному. Сначала того, что был найден на полигоне! — раздался оттуда сильный хриплый голос.
— Есть! — он быстро обернулся ко мне. — Ты! Заходи!
Я оказался в большом, довольно просторном кабинете, хорошо освещённом, но, разумеется, без окон. В кабинете чувствовался запах табака и крепкого кофе. Вдоль всех стен стояли разнообразные шкафы, стеллажи, тумбы, а на них стопками лежали документы, папки, книги. Все в строгой последовательности, судя по нумерации. Были и отдельные шкафы с висящими на них бирками со странными названиями. Я успел разглядеть лишь пару из них: Проект
Я успел отметить, что и мебель расставлена довольно комфортно, с определенным вкусом. Справа от меня притаились два кожаных дивана, за ними стеклянный шкаф с какими-то экспонатами, а слева солидных размеров кресло.
В центре, перед креслом, расположился крепкий и, безусловно, очень дорогой рабочий стол из красного дуба. И именно за ним, за стопками бумаг сидел крепко сложенный человек в военной форме. На вид ему было пятьдесят или чуть больше.
— Занятно! Этот день все-таки настал, да? — спросил он сильным, чуть хриплым голосом, впившись в меня серыми глазами.
— Простите, что? — не понял я.
— День! Этот день настал! — он приподнялся, осмотрел меня с головы до ног, усмехнулся и сел обратно, при этом покачав головой. — Ну, Петров!
— Какой день? — я не мог понять, о чем он говорит.
— Тридцать лет прошло! — вдруг произнес Зимин, вместо ответа. — Проходи, не стой там!