Прекрасная дикарка

Как это происходило, я вспоминать не хочу. Слишком уж все было жутко и в прямом смысле слова бесчеловечно. Впрочем, не мне судить – этим людям пришлось перенести слишком многое…

Погибли все самозваные боги. В живых оставили лишь Петера Вайса, Огненного Бога (уж очень рыжим и конопатым он уродился), помогавшего нам с Никой сбежать. Петер попал сюда не по своей воле, его заманил интересной работой отец, преданный помощник Менгеле. Парень ничего не знал о творящихся здесь ужасах, а когда узнал – было поздно. Обратной дороги из центра не существовало.

И вот уже больше трех лет мы живем здесь. На развалинах поселка были построены несколько домов – для нас, для Петера и что-то типа больнички, где Петер лечил местных. К счастью, во время разгрома уцелел подземный склад с продовольствием и медикаментами, так что проблем у единственного на всю округу доктора с дипломом не было. Люди доверяли рыжему, и даже шаманы племен ходили к Петеру лечиться.

А когда мне пришло время рожать, рыжий доктор помог появиться на свет моему сыну.

Которого я назвала Алексеем.

Потому что, дура такая, так и не смогла забыть его отца.

ГЛАВА 16

Когда мой сын только учился говорить, он не справлялся с буквами «р» и «л», и ласковое мамино Лешик превратил в Ешик.

А в результате стал Ежиком. Хотя собственно ежика малыш совсем не напоминал. Он до боли в сердце напоминал мне только одного человека – своего отца. Маленькая Ника тоже очень походила на Алексея, только цвет волос был мой, да глаза необычные, серо-карие. Но теперь, когда ей было уже без малого одиннадцать, моя доча очень изменилась. Вытянулась, повзрослела, светлые кудряшки, легким облачком вихрившиеся вокруг головы, превратились в густые, слегка вьющиеся, ольхового оттенка волосы, а черты лица все больше напоминали мне мои собственные, хотя и отцовского осталось немало.

Но подрос Алексей Майоров-младший, у которого вообще ничего моего не просматривалось. Большущие карие глазенки с прозеленью, длинные каштановые волосы, которые парень категорически отказывался стричь, мимика, улыбка, жесты, даже интонации – Господи, больно-то как! Но ни за что на свете я не отказалась бы от этой боли.

Да, забыла сказать – наш Ежик унаследовал от отца великолепный слух и голос, и в данный момент распевает на весь лес охотничью песню племени Земли. Разумеется, на языке оригинала, мои дети легко выучили его. А вот я не захотела – все здесь понимали язык богов, то есть немецкий, на нем мы и общались. Потому что мне казалось, что, как только я начну свободно говорить на местном диалекте, эта земля навсегда станет нашим домом. И надежда на возвращение, робко теплившаяся в самом дальнем уголке души, погаснет окончательно.

Что касается учебы – учился у нас только Ежик, с ним занимались мы с Петером. А Ника с остальными индиго жили своей, немного отстраненной от всех, жизнью. Они никогда не злоупотребляли своей силой, доказывая соплеменникам, кто тут царь зверей. Все и так знали, помнили, кому они обязаны своей свободой.

Как знали и то, что самая сильная среди индиго Маленькая Сестра – Ника. И это было, пожалуй, главной причиной нашей изоляции здесь. Как, впрочем, и то, что все средства связи были уничтожены во время разгрома поселка. И об электричестве пришлось забыть, и о водопроводе, и о канализации.

Нет, мы не одичали, но Ежик знал обо всех достижениях цивилизации только по нашим рассказам. И, глядя порой на мускулистого загорелого дочерна малыша, почти всегда разгуливавшего в одних шортах и самодельных сандаликах (детской обуви на складе не было, как, впрочем, и женской), я не знала – радоваться мне или огорчаться. С одной стороны, мой сын был не по годам самостоятельным, смелым и сообразительным мальчишкой, совсем не похожим на избалованных цивилизацией трутней, для которых несчастные производители товаров вынуждены писать подробнейшие инструкции, такие, как, например, эти: «Кекс: снять упаковку, поместить кекс в рот, съесть»; «Электрическая пила: не останавливать лезвие руками!»; «Жидкий сыр: для более удобного использования снимите с банки крышку»; «Молоток: при заглатывании может нанести вред организму!». И так далее, и тому подобное.

Ежик отлично справляется с кексами со склада и даже сам научился снимать с них целлофановую упаковку. И никогда не пытался проглотить ни молоток, ни гвозди, ни даже очень соблазнительный фонендоскоп Петера.

Малыш не верит в существование другого, отличного от этого, мира, сколько бы мы ему ни рассказывали о нем. Потому что нормальные люди не могут жить по таким дурацким законам, вот!

По каким законам? Поскольку книг у нас мало, Ежик перечитал все, что читалось, в том числе и обнаруженную Петером распечатку, где ради хохмы были собраны самые кретинские законы, действующие в различных штатах США.

Если честно, я Ежика могу понять. Мир, живущий по таким законам, не имеет будущего. Как и тот, в котором отсутствует цветовая дифференциация штанов.

Судите сами:

Штат Аляска: вход в парикмахерскую с кенгуру строго запрещен.