Прекрасная незнакомка

— Я бы хотел, — Джону Генри было нелегко говорить, но даже сейчас в его голосе слышались командные нотки. В нем не чувствовалось превосходства над собеседником, а только спокойная сила, сохранившаяся, несмотря на болезнь; сразу чувствовалось, что перед вами — незаурядная личность. Можно было представить, что в свое время он много значил для Рафаэллы, и понять, почему она до сих пор относилась к мужу с такой нежностью. Это была не просто преданность, а нечто больше, и неожиданно Алекс устыдился того, что они совершили. — Я бы хотел… — Джон Генри продолжал борьбу с неподвижной половиной рта, — поблагодарить вас… за то, что вы пришли.

В эту минуту Алекс заметил, что глаза старика были не только проницательными, но и добрыми. Алекс кивнул, не зная, что сказать в ответ.

— Да, сэр, — эта реплика показалась ему наиболее подходящей. Он почти благоговел перед этим человеком. — Да. Ваш секретарь сказал, что это очень важное дело. — Они оба знали, что это мягко сказано. Джон Генри попробовал улыбнуться своими изуродованными губами.

— В самом деле, мистер Гейл… в самом деле… Я надеюсь… что не испугал вас… — казалось, ему не удастся закончить фразу, — … своим приглашением… Это очень важно, — произнес он яснее, — … для всех… нас… Вы понимаете меня?

— Я… — должен ли он все отрицать, думал Алекс. Но ведь это не было обвинением. Это была правда. — Я понимаю.

— Хорошо, — Джон Генри, похоже, был доволен. — Я очень люблю мою жену, мистер Гейл… — Его глаза заблестели. — Так сильно, что мне невыносимо… больно… держать ее, словно в клетке, когда я… погребен в этом бесполезном, безжизненном теле… а она остается… прикованной ко мне… — он печально посмотрел на Алекса. — Для молодой женщины… такая жизнь — сущий ад… а она… так заботится обо мне.

Алекс не смог промолчать, и хрипло проговорил:

— Она вас бесконечно любит, — и почувствовал себя вором.

Они были любовниками. Он позарился на чужое. Он впервые осознал это. Она была женой этого человека, а не его. И она принадлежала ему, потому что их связывало глубокое чувство. Да и можно ли было поверить этим его словам? Джон Генри был глубоким стариком и медленно, шаг за шагом, приближался к своему концу. Он сам прекрасно понимал, что ее жизнь невыносима. И теперь беспомощно смотрел на Алекса.

— А ведь это ей… дается… нелегко.

— Это не ваша вина.

По лицу старика скользнула тень улыбки.

— Нет… но… это случилось… и я все еще… жив… и мучаю ее.

— Это неправда.

Они сидели, словно старые друзья, примирившись с существованием друг друга и понимая важность разговора для Рафаэллы, для обоих это было довольно своеобразным ощущением.

— Она не сожалеет ни об одной минуте, прожитой с вами, — Алекс в который раз с трудом удержался, чтобы не добавить: «Сэр».

— Но она должна… сожалеть… и негодовать. — Джон Генри прикрыл глаза. — Я сожалею… за нее… и за себя… Но я позвал вас не затем, чтобы говорить… о своих печалях… Я хочу расспросить вас… о вас самом.

У Алекса замерло сердце, но он решил взять быка за рога:

— Могу я спросить, что именно вы бы хотели обо мне узнать?

А вдруг ему известно буквально все. За ней следили слуги?

— Я получил… письмо…

Алекс почувствовал, что начинает заводиться.

— Могу я спросить, от кого?

— Я… не знаю.

— Анонимное?

Джон Генри кивнул:

— В нем говорилось только… что вам — ему явно не хотелось произносить ее имени в присутствии Алекса, достаточно было того, что они говорили друг другу правду. — Что вы и она… находитесь в связи… уже около года.

Он закашлялся, Алекс встревожился, но Джон Генри махнул рукой и через минуту успокоился.

— В письме был указан ваш адрес… и телефон… и ясно говорилось… что я буду достаточно мудр… чтобы остановить вас. — Он с любопытством взглянул на Алекса. — Почему бы это? Это письмо… — от вашей жены?

Казалось, это его обеспокоило, но Алекс покачал головой.

— У меня нет жены. Я развелся несколько лет назад.

— Может… она… еще ревнует?

— Нет. Думаю, что письмо написала моя сестра. Она занимается политикой. Это злой, страшный человек. Больше всего она боится, чтобы наши отношения не выплыли наружу. Тогда с ее карьерой будет покончено.

— Возможно… она и права. Но неужели никто ничего не знает? — Джону Генри казалось это неправдоподобным. — Рафаэлле следовало быть крайне осторожной.

— Нет, — уверенно сказал Алекс. — Никто, кроме моей племянницы. А она обожает Рафаэллу и умеет хранить секреты.

— Она еще мала? — Похоже, что Джон Генри улыбался.

— Ей семнадцать лет, и ее мать — та самая сестра, которая написала вам. Последние месяцы Аманды, моя племянница, жила у меня. В День Благодарения она попала в аварию, а ее матери было наплевать на нее, тогда как ваша… э-э… Рафаэлла, — Алекс все же решился продолжить, — была с ней так добра и заботлива.

Глаза Джона Генри потеплели при этих словах, и он улыбнулся снова:

— В таких случаях… она незаменима. Она… необыкновенный человек, — они оба так считали, но вдруг лицо старика потемнело. — Она… должна иметь… детей… Возможно… когда-нибудь… так и будет, — Алекс промолчал, и он продолжил: — Итак… вы считаете… что это сделала… ваша сестра.