Прекрасная незнакомка

— Нет, Алехандра! Ее не за что жалеть. Она вела себя возмутительно, и очень скоро это выплывет наружу. Я уже так и вижу колонку скандальной хроники, а рядом — фотографию своей дочери, пляшущей на вечеринке с посторонним мужчиной! Как тебе это понравится?

Его слова показались Алехандре стариковским брюзжанием, и она тихо улыбнулась на своем конце провода.

— Все это так не похоже на Рафаэллу. Как ты думаешь, она действительно его любит?

— Сомневаюсь. Да это и неважно. Я изложил свою точку зрения предельно ясно. У нее нет выбора.

Алехандра автоматически кивнула, и вдруг поежилась. Возможно, Антуан прав. Он вообще был прав почти всегда, как и ее родной брат.

Вечером она решилась заговорить об этом с Рафаэллой, которая часами бродила по фамильному парку. Парк был засажен пальмами, высокими темными кипарисами, в нем было множество цветов и фонтанов, скульптур и беседок в форме птиц, но Рафаэлла не замечала ничего вокруг, думая только об Алексе. У нее не выходили из головы мысли о письме Кэ Вилард и об угрозах и требованиях отца, которым она твердо решила не подчиняться. В конце концов, она взрослая женщина. Она живет в Сан-Франциско, у нее есть муж, и ее жизнь никого не касается. Но снова и снова перебирая в уме слова отца, она не могла игнорировать тот факт, что семья всегда оказывала на нее огромное давление.

— Рафаэлла! — Она так и подпрыгнула, заслышав свое имя, и увидела рядом мать, одетую в белое платье, и с длинной ниткой отборного жемчуга на шее.

— Прости, я испугала тебя! — Алехандра улыбнулась и взяла дочь за руку. У нее был богатый опыт по части наставления и вразумления других женщин, в Испании у нее была целая жизнь, чтобы этому научиться. — О чем задумалась?

— Так… — медленно выговорила Рафаэлла, — собственно, ни о чем особенном… о Сан-Франциско… — Она улыбалась, но глаза ее оставались грустными и потухшими.

— О своем друге? — Рафаэлла остановилась, как вкопанная, и мать обняла ее за плечи. — Не сердись. Я вчера говорила с твоим отцом. Я так беспокоилась… у тебя был уж очень несчастный вид. — Она не осуждала Рафаэллу, в ее голосе слышалась забота и печаль. Она мягко подтолкнула Рафаэллу, и они пошли по извилистой дорожке. — Мне жаль, что все это с тобой случилось.

Рафаэлла долго молчала, и наконец кивнула:

— Мне тоже, — но она говорила не о себе, ей было жаль Алекса. И так было с самого начала их отношений. — Он прекрасный человек. И заслуживает гораздо большего, чем я могу ему дать.

— Не думай об этом, Рафаэлла. Посоветуйся со своей совестью. Отец боится огласки, но мне кажется, что это не так уж важно. Подумай лучше о том, что ты можешь разрушить чью-то жизнь. Не так ли ты поступаешь с этим человеком? Ты знаешь, — она улыбнулась, — пару раз в своей жизни каждый из нас совершает неблагоразумные поступки. Но мы не должны причинять вреда другим людям своей неосторожностью. Близкие тебе люди иногда обладают здравым смыслом, например, твой кузен, или даже женатый мужчина. Но играть с человеком, который свободен и в праве требовать от тебя большего, — это преступление, Рафаэлла. Это больше, чем простая безответственность. И если ты так поступаешь с ним, это не любовь.

Этими словами Алехандра только утяжелила и без того непомерный груз, лежавший на плечах Рафаэллы. Когда она немного успокоилась, ей стало ясно, что многие из обвинений отца не были лишены оснований. Мысль, что она обделяет Джона Генри, лишая его своего присутствия, участия, даже самой малой толики своих чувств, не давала ей покоя. А то, что их отношения с Алексом почти не имеют будущего, мучало ее с самого начала.

И теперь еще родная мать советует завести роман с двоюродным братом или женатым мужчиной, лишь бы только не с Алексом. Она заявила, что ее любовь к Алексу преступна. Рафаэлла вдруг поняла, что не может владеть собой. Она мотнула головой, стиснула матери руки и опрометью бросилась бежать по дорожке, к дому. Мать неторопливо пошла за ней. У нее выступили слезы, потому что она поняла, что ее дочь полна решимости.

ГЛАВА XXVI

Никогда еще, приезжая в Санта Эухению, Рафаэлла не чувствовала себя такой несчастной, и каждый новый день ложился на ее плечи все более тяжким бременем. В этом году даже дети ее не волновали. Они все время галдели, шалили, донимали взрослых своими проделками и раздражали Рафаэллу. Правда, им очень понравились ее рассказы, но даже это почему-то ее не обрадовало. Она запрятала рукопись подальше в чемодан и наотрез отказалась читать им продолжение. Она написала два письма Алексу, но они вдруг показались ей нелепыми и высокопарными. Было невозможно умолчать о том, что здесь произошло, но Рафаэлле не хотелось этого делать, пока она не разобралась во всем сама. Она снова и снова пыталась написать ему, но только чувствовала себя все более виноватой, а слова, сказанные отцом и матерью, все сильнее ее угнетали.

Рафаэлла почти обрадовалась, когда через неделю прибыл отец. На официальном обеде присутствовали все жители Санта Эухении, все тридцать четыре человека.