– А скоро они спустятся?
– Не могу знать, сэр.
– Понятно. А миссис Гиббоне и мистер Дарроуби?
– Отдыхают перед спектаклем. Они устали, сэр.
– Конечно.
Я цепляю взглядом сброшенный сюртук и платок. Не будь я дураком, мы с Кэролайн тоже могли бы сейчас отдыхать. Нам было бы чем заняться друг с другом. Ни за что не спустились бы так рано вниз!
– Я хотел отправиться с Уиллом удить рыбу. Но без разрешения его родителей я не могу пойти на это.
– Вы так добры, сэр. Я непременно сообщу им.
– Папа и миссис Линсли часто отдыхают после обеда, – радостно заявляет Уилл. – Бабушка и адмирал Райли тоже. Когда люди стареют, они быстро устают.
Я искренне рад, что Линсли помирились. Как же я завидую Дарроуби и миссис Гиббоне! И очень рад за адмирала и его супругу. Что ж, видимо, мне не удастся поговорить с ними. Я собирался защитить честь Кэролайн. Я обещал ей и сделаю это после спектакля.
Уилл проявляет себя настоящим знатоком в рыбацких делах, снастях и провианте. Мы направляемся к дому управляющего и, разумеется, сразу на кухню. Раскрасневшиеся повара, раскаленные добела печи, требуха и овощные обрезки на полу – работа идет полным ходом.
Наконец мы выходим из дому. Какое блаженство! По сравнению с кухней здесь почти прохладно. По крайней мере мы сразу почувствовали разницу.
Набираем червей из компостной кучи и направляемся к озеру. Нам удается найти тенистый берег – тот самый, где мы купались и плавали несколько дней назад.
О чем же я буду говорить с ним? Вряд ли он знает о предстоящем замужестве матери. К моему удивлению, Уилл начинает всерьез рассуждать о вполне взрослых проблемах.
– Какой же глупый конец у этой пьесы, – говорит он, забрасывая леску в воду.
– Что ты имеешь в виду?
– Все женятся.
– Почему же ты считаешь это глупым? Самое обычное дело.
– Лучше бы они жили в лесу. А вообще идея с ослиной головой мне очень нравится.
– Ну, видишь ли, – я с трудом отрываю глаза от поплавка, качающегося на воде, – этот эпизод происходит как бы во сне, а женятся они наяву. Рано или поздно всем приходится просыпаться!
– Да, но не всем сразу! – ворчит Уилл. – Вы с леди Каро тоже поженитесь, сэр?
Это вряд ли: У меня ослиная голова вместо человеческой.
– Не думаю, что меня удостоят такой чести, Уилл.
– Она очень красивая, – вполне серьезно произносит Уилл. – И потом, она умеет ловить рыбу и играть в крикет, а это большая редкость для женщины.
– Совершенно согласен с тобой. – У Кэролайн полно и других достоинств, уж я-то знаю. Полночи проворочался без сна, думая о ней. – Не хочу показаться тебе скучным, но когда ты подрастешь, возможно, ты будешь думать обо всем этом иначе.
– Вот и мама говорит мне то же самое.
Уилл хлопает себя по щеке, отгоняя мошку.
– Когда я был маленьким, мне пришлось жить с мачехой. – Для этого случая немного правды не повредит, надо попытаться успокоить его. – После того как умерла моя мать, я стал жить с отцом и вместе с другими родственниками, которых прежде никогда не видел. Мои родители жили врозь, так иногда бывает.
– Ваша мама умерла?
– Да, я был тогда немного младше тебя.
– А ваша мачеха была злая, как в сказках?
– Совсем наоборот. Она была очень доброй. Но поначалу я страдал от одиночества – чужой дом, незнакомые люди. Мне казалось странным, что мой отец любит кого-то еще, кроме меня. Тогда же я впервые увидел своего сводного брата.
Я не знаю, что говорить мальчику дальше, и очень рад, что Уиллу наконец удается поймать рыбу. Он вскакивает на ноги, его лицо светится от счастья.
– Смотрите, смотрите, сэр! Я поймал рыбу!
Он вытягивает на берег карпа величиной с ладонь. Конечно же, он хочет показать свой трофей родителям, но мне удается уговорить его выпустить задыхающуюся рыбу обратно в воду.
Эта рыба была единственной нашей удачей. Неудивительно, от такой жары все глупеют, даже рыба, которая отказывается клевать вкусную наживку! Полуденный зной сморил и Уилла. Он зевает, уютно сворачивается на моем сюртуке и засыпает.
Откинувшись на ствол раскидистой ивы, я снова и снова возвращаюсь мыслями к Кэролайн. Все эти дни я только этим и занимаюсь. Я почти забыл о ее серьгах. Необходимо вернуть их.
Леди Кэролайн Элмхерст
Впервые оказавшись в этом доме, я думала о премьере как о развлечении. Как же я ошибалась тогда! Через минуту откроется бархатный занавес. Ничто на свете не кажется мне сейчас более важным, даже Конгриванс. Он стоит рядом и на какую-то секунду крепко сжимает мою руку. Он стал частью того мира, который открылся мне благодаря Оттеруэлу и его спектаклю. Мира, где возможны дружба, симпатия и даже любовь. Оттеруэл нервно ходит туда-сюда за кулисами, вполголоса повторяя свой текст. Он так сильно переживает, что даже грим не скрывает бледности его лица. Странно, но это проявление слабости удивительным образом подкупает меня. Я уже почти готова думать о нем хорошо.