С тех пор как благодаря совместному поступательному развитию науки и промышленности обновленное сознание полностью освободилось от теологии, дисциплинировать западного человека стало по силам только доказательному закону. Однако теперь социологические исследования, уже в достаточной степени подготовленные к этому, и в сферу, подведомственную естественным наукам, ввели те правила социального поведения, на которые всегда указывала практическая мудрость, благо, как мы видели, она сама их и учредила, опираясь при этом на полностью неверифицируемые доктрины. Идея основать супружескую верность и нерасторжимый брак на послушании абстрактному и недоступному для понимания богу прекрасно характеризует недостаточность и даже угрожающий характер этих произвольных теоретических конструкций, которые отвращали умы от подлинных свидетельств, находившихся к тому же у них под рукой. Поэтому не следует удивляться тому, что вместе с современным триумфом метафизической анархии самые простые правила социального порядка оказались вовлечены в процесс распада тех слабых доктрин, которым их неосторожно навязал теологический ум. В то же время монотеистические отклонения никогда не доходили до того, чтобы, в соответствии с догматами, предписывать материнскую любовь, непосредственным образом прославленную образом Девы-Матери. Это и является основанием для обнаружения в данной первоначальной связи первого типа социального существования и наиболее мощного из альтруистических инстинктов. Тем более необходимо объяснить то странное заблуждение метафизического ума, который в своих двух формах – деизме и эмпиризме – посредством более или менее решительного отрицания естественных альтруистических чувств всегда приходит к индивидуализму.
С монотеизмом, наличие метафизической нагрузки в котором следует уже признать, индивидуализм связан доктриной личного спасения, всегда вопреки природе стремящейся разорвать социальные связи и оставить человека одного перед лицом Бога. Эта абстракция подготавливала рационалистическую идеологию, в соответствии с которой общества признаются институциями безопасности или необходимости, существующими с согласия индивида. Доктрине прав человека оставалось лишь перевести в сферу практической политики эти чуждые ей теоретические построения, притом что социальное существование основывалось на своеобразном договоре, всегда обусловленном расчетами о прибылях и убытках, осуществляемыми под знаком радикальной идеи равенства. Выступая против этого и вдохновляясь биологической точкой зрения, в соответствии с которой элементом живого существования (l’être vivant) является живое существо (un vivant), так же как элементом линии является линия, а элементом поверхности – поверхность, позитивный ум, рассматривающий социальное существование, равно как и структуру человека, в качестве естественного факта, приходит к формулированию принципа, лежащего в основе любого социологического исследования: «Общество состоит из семей, а не из индивидов».
[Ср.: «Доктринер позитивизма стремился прежде всего показать, что внутрисемейные отношения характерны и показательны как отношения, могущие существовать между людьми, а также то, что в семье воспитывалась и формировалась эмоциональность человека»[254]
.]Здесь же можно отметить, что этот принцип, в соответствии с энциклопедическим порядком вещей, проистекает непосредственно из подчинения социологических законов законам биологическим, ибо в период созревания и первых лет жизни ребенок приспосабливается к некоему узкому социальному кругу, первоначально включающему его и его мать, а затем – супружескую пару. Сказанное заставляет понять, что даже наиболее простой элемент общества – это уже общество. С этой точки зрения представляется смешным ставить под сомнение существование социальных, или альтруистических, чувств, которые опираются на биологический порядок в той же мере, что и чувства эгоистические, каковыми являются материнская или сыновья любовь, супружеская любовь, любовь отеческая, любовь братская.