Если под термином «психология» понимать изучение человеческой природы, рассматриваемой с точки зрения присущих ей же потребностей, эмоций и мыслей, то можно прийти к выводу, что наблюдения за природой человека, множество раз излагавшиеся честолюбивыми литераторами, никогда тем не менее не выходили за пределы того, чтό опыт семейной жизни и повседневные пересуды делают доступным для всех, но особенно для женщин, которые в первую очередь зависят от человеческого уклада (l’ordre humain), а также от мнений и эмоций, которые вносят в него перемены. Однако реальные отношения между действием, чувством и умственными способностями (l’intelligence) поддаются научному наблюдению только в том случае, если мы рассматриваем как развитие человечества в его целостности, так и обнаруживаемую в его рамках в соответствии с основным социологическим законом устойчивость мнений, нравов и институций. Только тогда наблюдения за человеческой природой оказываются освобожденными от бесчисленных индивидуальных фантазий, делающих возможными любые гипотезы. Но самая естественная ошибка – поскольку любой психолог, претендующий на научность, является скорее зрителем, чем актером, – состоит в признании того, что умственные способности являются тем двигателем в самом человеке, который посредством своих собственных законов управляет одновременно и эмоциями и действиями. Отсюда и проистекает имеющая серьезные последствия ошибка, возникающая одновременно с совершением критического, или метафизического, усилия и состоящая в незнании естественного существования альтруистических склонностей, – ошибка, общая для священников-монотеистов, мирян-метафизиков, эмпириков и скептиков. Отсюда же проистекает и мизантропическая идеология – непосредственным образом искоренить ее могла бы только социология, – которая представляет индивидуальное существование в виде порочной абстракции, хотя социальная жизнь не менее естественна для человека, чем еда и сон.