Прекрасные господа из Буа-Доре

– Мой кузен, – сказал он, – Адамас прав. Законы против дуэли никем не уважаются, но люди злонамеренные могли бы между тем на них сослаться. Этот д’Альвимар имел кое-каких влиятельных друзей в Париже; и могли быть злобные доносы, время от времени, и все это можно обернуть против вас и против меня, тем более что вы не считаетесь правоверным католиком. Подумайте еще и обо мне, не будем входить в город и постараемся избавиться от этого покойника. Вы уверены в своих людях, а я отвечаю за моих. У нас нет даже доверенных лиц ни среди служителей церкви, ни среди обывателей этого маленького городка, все самые злые языки в этой местности направлены против тех, кто сражался с Лигой и служил покойному королю.

– В том, что вы говорите, есть здравый смысл, – ответил Буа-Доре, – но мне внушает отвращение повесить камень на шею покойного и бросить его в реку, как собаку.

– Э! Господин, – сказал Адамас, – да этот человек стоит того!

– Это правда, мой друг: таким образом я думал уже час, но теперь уже не питаю больше ненависти к трупу!

– Итак, господин, – сказал Адамас, – мне пришла в голову мысль, которая уладит все к лучшему: если мы повернем назад, мы обнаружим, в ста шагах отсюда, вдоль луга Шамбон, дом садовницы.

– Вот как? Мари-Творожницы?

– Она очень предана господину, и говорят, что не всегда была безобразной и рябой.

– Продолжай же, продолжай, Адамас, не время шутить!

– Я не шучу, господин, и я утверждаю, что эта старая дева хорошо сохранит тайну.

– А ты хочешь доставить ей неприятности и вручить покойника? Да от этого она умрет со страху!

– Нет, господин, известно, что она вовсе не одна в своем уединенном домишке. Я готов поклясться, что там мы найдем доброго кармелита, который похоронит достойно и по-христиански господина испанца в какой-нибудь яме за оградой садовницы.

– Вы слишком гугенот, Адамас, – упрекнул его д’Арс. – Кармелиты совсем не так развратны, как вы это утверждаете.

– Я же не говорю худого обо всех, мессир: я говорю о единственном, кого я знаю и который, по крайней мере, облачен в монашескую одежду и носит четки. Это Хромой Жан, который служил господину маркизу на войне и которому господин маркиз дал возможность поступить в монастырь в качестве послушника с определенным капиталом.

– Ну! Признаюсь, совет хорош! – сказал маркиз. – Хромой Жан – человек верный, и тот, кто повидал слишком много мертвенно-бледных лиц, уткнувшихся в землю на полях сражений, чтобы испугаться из-за неприятного дела, которое мы ему поручим.

– Итак, поспешим же, – сказал господин д’Арс, – потому что вы ведь знаете, что мой управляющий умирает, и я хотел бы увидеть его еще раз, если еще успею.

– Езжайте, мой кузен, – разрешил маркиз, – займитесь вашими делами, а дела, оставшиеся здесь, могут быть улажены только мной!

Они обменялись рукопожатием.

Гийом присоединился к своим людям и отправился к своему поместью; маркиз и Адамас остановились в доме Творожницы, где действительно находился Хромой Жан. Он с радостью встретил своего покровителя, которого называл своим полководцем.

Известно, что послушник был доблестным воином на службе королю или сеньору провинции и тем, о ком монастырь был вынужден позаботиться.

Большинство религиозных общин были вынуждены, по соглашению, принимать и содержать тех немногих уцелевших жертв войны, порой слишком подвижных для набожных отшельников, но порой не менее испорченных, чем они сами.

То, что он оказался среди кармелитов Шатра, историю которого мы не смогли здесь разыскать, брат-мирянин Хромой Жан с огромным трудом заставлял себя следовать установленному в монастыре порядку, но если он неукоснительно соблюдал часы каждодневного пропитания, то пренебрегал ими, возвращаясь на покой.

Пока маркиз объяснял ему то, что ожидал получить от его преданности и скромности, Адамас вносил тело в уединенный домик, а четверть часа спустя Буа-Доре и его люди вновь направлялись по дороге в Ла-Рошель.

Они встретили там Аристандра и его товарищей, расстроенных тем, что так и не смогли обнаружить, куда подевался Санчо.

– Итак, господин, – промолвил Адамас, – быть может, Господь так благоволит к нему! Этот преступник ни в коем случае не появится в стране, где, как известно, он был уличен и подвергся бы новым неприятностям из-за вас.

– Признаюсь, трезво рассудив, я не имею желания вершить расправу, – отвечал маркиз, – и хотел бы, чтоб он держался подальше от меня. Выдав его правосудию, я был бы вынужден рассказать, каким образом я обошелся с его хозяином, а потому мы должны в настоящий момент молчать об этом, таким образом, все и к лучшему. Я полагаю, что смерть моего дорогого Флоримона отомщена в должной мере, Мерседес даже не видела, чей удар, хозяина или слуги, оборвал его бедную жизнь; но в подобных случаях, Адамас, главный виновник и, быть может, единственный виновник тот, кто приказывает. В любом случае лакей верил, что его долг – подчиняться злонамеренному приказу, и он не мог даже действовать по своему усмотрению или воспользоваться вещами моего брата, так как он оставался лакеем, как и прежде.