На следующее утро в школе мне нужно было убедиться, что Кайла не умерла, потому что весь мой мир летит к чертям, и мне необходимо с ней об этом поговорить. Она стоит под деревом и болтает с Эйвери, но я должна быть вдвойне уверена, что подруга не мертва, поэтому медленно подкрадываюсь к ней и тычу её в задницу. Несколько раз.
– Айсис! Что ты делаешь?!
– Ох, слава богу, Кайла! Твоя потрясающая задница невредима! Стабильность мира во всем мире зависит от этой задницы!
– Свали отсюда, гадина, – насмешливо произносит Эйвери.
– Доброе утро, Эйвери-Бобейвери, – весело произношу я. – Как таблетки? Помогают?
Другая девочка, с которой она разговаривает, выглядит смущенной.
– Таблетки? Какие таблетки? У тебя есть таблетки, и ты мне их не дала, Эйв?
Эйвери настолько занята убиванием меня взглядом, что не останавливает, когда я тащу Кайлу к другому дереву.
– Айсис, ты в порядке?
– Кайла, как ты думаешь, Джек сексуальный?
Она визжит как умирающий поросенок, и я встряхиваю её. Любезно.
– Мне сегодня приснился кошмар, в котором я думала, что Джек сексуальный, а ты умерла.
– О-ох. Ну что ж. Я не мертва! Это хорошо, правда? – улыбается Кайла.
– Ох, Кайла, ты великолепная, сладкая, невероятно пушистая бабочка, но сейчас ты мне ничем не помогла, и в субботу в семь часов у тебя свидание с Джеком в Красном Папоротнике, я его организовала, а сейчас я должна идти.
Оставляю её химически воспламеняться и нахожу в офисе студенческого Совета Рена, который с чрезвычайным интересом заполняет бумажки. Он похоронил себя под кучей этой дряни. Я едва могу увидеть хохолок его торчащих светлых волос. Подхожу к кипам документов и раздвигаю их в обе стороны. Сотни бумаг падают с парты на пол. Бумаги дрейфуют в воздухе как снежинки. Толстые, скучнозадые снежинки. Рен поднимает глаза с шоковым выражением на лице.
– Что делаешь? – спрашиваю я.
– Разделяю финансирование для остальных клубов, – шепчет он, явно расстроенный. Ему на голову шлепается листок и сразу же уныло соскальзывает. На три секунды я становлюсь вежливой.
– Итак, сегодня ночью мне приснился кошмар, в котором Джек был сексуальным, а Кайла умерла.
– Мне... жаль это слышать?
– Ты разве не видишь?! Джек не может быть сексуальным! Я даже подсознательно не могу об этом думать, иначе война будет проиграна! Бесчисленные войска, которые живут в моем мозге, потеряют боевой дух, если заметят ядро потенциальной сексуальности в Джеке! Они запутаются! Он не может мне нравится. Ни на немного! А то всё развалится!
– Могу я предположить...
– И это даже не принимая во внимание мой таймер! – кричу я, наклоняясь и подбирая для него бумаги. – Целых три года, Рен! Три гребаных года я не была идиоткой! Я не могу... Я не могу всё испортить! Я никогда снова не стану идиоткой! Не стану! Мысли о сексе приводят к сексу, а секс приводит к любви! Или наоборот?
– Я уверен, что...
– Я не могу это сделать, Рен! – жалуюсь я. – Ты должен мне помочь! Если мне начнет нравиться Джек, и он это заметит, то застрелит меня, потому что:
а) между нами война;
б) я толстая уродливая корова.
Мой таймер перезагрузится, и я потеряю три года, а я пообещала себе, что не поступлю так снова, Рен, я пообещала!
Я ударяю стопкой бумаг по парте, мой голос дрожит.
– Что мне делать?
Он вздыхает.
– Послушай, Айсис, я точно не знаю, что происходит, но если всего одна мысль о том, что тебе кто-то понравится, пугает тебя до слёз, не думаю, что это хорошо для тебя. Тебе следует остановиться.
– Я пытаюсь! – кричу я, а затем хнычу. –
Рен вздыхает, встает и кладет свою руку на моё плечо.
– Это можно понять, ладно? Он красивый парень. Возможно, дело в этом. Может, он тебе нравится только из-за тела. Мы – тинэйджеры. Такой уровень либидо нормален для нас.
– О, Господи, ты употребил слова «либидо» и «тинэйджеры» в серьезном предложении! Ты что, восьмидесятилетний доктор философии?
– И, – строго произносит Рен, чтобы заглушить мой стон, – он тебя поцеловал.
– Это была шутка.
– Да, конечно...
– Это абсолютно ничего не значило.
– Да, но ты должна учесть, что даже если твой мозг осознает это, то тело нет. И... твое сердце тоже, может быть, сбито с толку.
– Пффффф, – фыркаю я. – Какое сердце? Эта та штука, от которой я избавилась три года назад? Когда я проверяла в последний раз, органы не могли функционировать вне тела. Пока не подключишь их к насосу. Но это пошло, и я определенно не поставила свое онемевшее маленькое сердце на насос, я выбросила его в окно, когда ехала в Уолгрин...
– Айсис! – Рен хватает меня за плечи, смотря не моргающим взглядом мне в глаза. – Послушай меня всего пять секунд!
Я ошеломленно затихаю. Рен, поняв, что подобное бывает только раз в жизни, быстро продолжает, пока есть такая возможность.