Прекрасные и порочные (ЛП)

Единственное исключение было на вечеринке. Может, это была выпивка, может, просто ночной воздух. Может, она просто чувствовала, что это был правильный момент. Но это был первый и единственный раз, когда она опустила свой щит. Она показала мне проблеск того, какая она есть на самом деле: легкомысленная, беспечная новая девушка, склонная к настоящим шалостям, имеющая душераздирающий нежный стержень, всё еще не тронутый миром и его жестокостью. Но когда она поблагодарила меня за поцелуй и призналась, что отказалась от возможности когда-либо поцеловаться, мне стало почти страшно на нее смотреть, как будто всего лишь мой взгляд может очень сильно сжать мягкий лепесток этой девочки, который только что выглянул наружу. Девочки, которая ничего не ожидает. Девочки, которая является противоположностью той, что самоуверенно вышагивала по коридорам с целью избавиться от чудовища. Девочки, которая так мало думает о себе, она искренне, честно и безоговорочно верит, что даже не заслуживает поцелуя. Это был даже не её выбор.

Уилл Кавано уничтожил её.

Возможно, до него она была доверчивой, наивной девочкой как маргаритка. А затем пришел он и сорвал с нее лепестки, один за другим, заставляя окружить себя шипами, чтобы выжить.

Но он упустил один лепесток. И она охраняет его с яростью тигра.

Я украдкой взглянул на вещь, которую она упорно делает вид, что не существует.

И в своем гневе за её вмешательство в мою жизнь, я угрожал лепестку.

Часть меня чувствует вину. Часть меня чувствует гордость. Я защитил Софию, у которой ни осталось никого в этом мире, кроме меня. Я – её единственная защита от того же зла, которое так глубоко изранило Айсис. София подошла так близко к тому, чтобы стать похожей на Айсис: сердитой, жестокой и печальной, и это приводит меня в уныние. Айсис – та, кем могла стать София, если бы я не начал действовать в ту душную августовскую ночь.

Айсис оправдывает меня.

Она оправдывает то, что я сделал. Она – олицетворение боли, которая превращает девочек в искаженные вещи. Видеть её каждый день – доказательство, что я сделал всё правильно. Это заглушает сомневающиеся голоса в моей голове, правда всего на несколько секунд. Рен избегает взгляда, а Эйвери боится и не так сильно жалит, когда Айсис рядом. Я знаю, что сделанное мной было правильно, и это убеждение усиливается во мне, когда она рядом.

Интересно, какой стала бы Айсис, если бы я был с ней рядом как с Софией. Если бы я или кто-то другой сделал бы для Айсис то, что я сделал для Софии, какой бы сейчас была Айсис? Она улыбалась бы больше? Не той натянутой улыбкой котенка, которую она делает, когда задумывает что-то коварное или когда чувствует удовлетворение, а настоящей, счастливой улыбкой. Конечно, она была бы психически ненормальной, но зато исполняла бы свои дурачества и шуточки от счастья, а не, потому что бежит от своих демонов. Не потому что они единственное, что защищает её от боли.

– Джек? – мамин голос доносится через дверь. – Могу я войти?

– Да.

Она аккуратно открывает дверь и осторожно заходит. На её щеке синяя краска, а волосы убраны в неопрятный пучок.

– Я думаю... – она делает глубокий вдох. Она никогда не была хороша в дисциплине. Для этого у меня всегда был дедушка. Но когда она чем-то возбуждена, то ни за что не отступит, пока всё не выскажет. В этом отношении она очень похожа на Айсис. – Я думаю, она действительно милая девочка. Она мне очень понравилась. То, что ты ей сказал, было несправедливо. И это было жестоко.

– Я знаю.

– Тогда почему ты это сказал?

– Потому что я запаниковал. Она и я… мам, у нас с ней есть...

– Вы встречаетесь, не так ли?

– Нет, Господи, нет! У меня есть София.

– Я знаю, но, Джек, она действительно не... – она замолкает, её глаза блуждают по комнате. – Я люблю Софию, правда, люблю. И я знаю, что она тебя любит. Но я не думаю, что она любит тебя так же, как ты...

– Я попрошу прощения у Айсис.

Мама прерывает ход мыслей, о которых я ненавижу говорить, и улыбается.

– Спасибо, дорогой. – Она подходит и гладит меня по плечу. – Не хочу видеть, как ты теряешь потенциального друга. У тебя и так их мало.

– Потому что ни один из них не был интересен, – говорю я и выглядываю в окно последний раз, Айсис отъезжает от обочины. – До сих пор.

***

3 года

17 недель

5 дней

Я сплю весь день.

А когда просыпаюсь – я новый человек.

Я пуста. Я выплакала всё, что было во мне. Я – пустая оболочка, ожидающая заполнения тем, что произойдет дальше.

Или я просто устраиваю скандалы из ничего.

Я не пуста. Я всё еще человек. Я оплакивала плохую вещь, произошедшую в моей жизни, но, возможно, мне не стоило этого делать. По сравнению с маминым кризисом, мой был маленьким. По сравнению с тысячами других девочек во всем мире, мой был пустяковым. Это не было плохо. Не по сравнению со всеми остальными.

Всего лишь пара секунд.

Это не года. Не месяцы, как у мамы. Он не был членом моей семьи. И уж точно не был тем, кого я постоянно вижу. Он мне даже не навредил. Не было крови.

Это было не плохо.

Не по сравнению с другими.

Поэтому мне следует перестать плакать.