Прекрасные и порочные (ЛП)

– Джек! – Миссис Хантер выглядит шокированной. – Ты говоришь ужасные вещи!

– Он говорил тебе, что ты толстая? – хладнокровно спрашивает Джек. Я молчу, но он продолжает давить. – Уилл говорил, что ты толстая?

– Заткнись! – рычу я, раздражающая тошнота заползает в мой живот.

– Нет, – говорит тихо Джек, будто сам себе. – Это должно быть чем-то большим. Он называл тебя тупой? Чопорной? Уродливой?

Уродина

– Я сказала, заткнись, черт побери!

– Джек, не думаю, что ты должен... – миссис Хантер замолкает. Джек снимает с плиты жаркое и поворачивается, прислоняясь к духовке и смотря на меня с острым, холодным гневом в глазах. Но что-то за этими осколками льда внезапно смягчается. В них проглядывается печальная теплота, глубоко и надежно захороненная.

– Он ударил тебя?

– Джек, это вряд ли... – начинает миссис Хантер. Я встаю так быстро, что барный стул скрипит и опрокидывается.

– Я убью тебя, – стискиваю я зубы.

– Ты поэтому меня ненавидишь? Потому что думаешь, что я похож на него?

– Заткнись, черт возьми!

Голос Джека становится еще мягче.

– Он изнасиловал тебя?

– Джек! – резко произносит миссис Хантер. Лай Дарт Вейдера становится пронзительным.

– Клянусь, – произношу я сквозь зубы, до крови впиваясь ими в губы. – Я, на хрен, убью тебя, если не прекратишь разговаривать.

– Ты поэтому всех ненавидишь? Потому что он настолько сильно причинил тебе боль? Потому что ты доверяла ему, а он взял и сжег твое доверие в огне?

– Джек Адам Хантер, я хочу, чтобы ты сейчас же остановился...

Джек нервно улыбается.

– Вот что ты получаешь, доверяя кому-то. Тебе стоило это знать.

Я бросаюсь к нему, но слишком медленно. Раздается звук пощечины, и голова Джека опрокидывается в сторону. Тишина в кухне весит килограммы, тонны. Дарт Вейдер поскуливает и затихает. Шипение рисоварки – единственный звук, который раздается. Миссис Хантер опускает руку, её лицо искажено от ярости и сожаления.

– Ты не будешь, – её голос медленный и осторожный, – снова разговаривать с Айсис, пока она сегодня здесь. Тебе понятно?

Глаза Джека вспыхивают от шока и замешательства. Но он быстро берет себя в руки и выходит из кухни, не произнеся ни слова и не взглянув на меня. Когда он ушел, миссис Хантер поворачивается ко мне.

– Мне очень жаль, Айсис. Он... Я не оправдываю его, но он просто не осознает, когда неисправимо причиняет людям боль.

– Я в порядке, – справляюсь я.

– Дорогая, – мягко говорит миссис Хантер. – Ты не в порядке. Ты плачешь.

Я поднимаю руку, чтобы коснуться лица. Оно влажное и холодное.

Миссис Хантер успокаивает меня объятиями, когда я пошатываюсь. Каждый дюйм моего тела дрожит, и я задыхаюсь от рыданий в её руках.

***

Миссис Хантер держит меня, пока я не успокаиваюсь, а затем настаивает, чтобы я выпила чашку мятного чая. Он сладкий и теплый и открывает мои забитые грустью легкие. Я благодарю её. Она не говорит о том, что произошло и не задает никаких вопросов. Просто вместе со мной пьет чай.

Уродина. Я дотрагиваюсь пальцем до вещи под своим рукавом. Чувствую её очертание на своей руке. Она болит, горит и тлеет.

Уродина, уродина, уродина.

Джек не спускается.

Я ухожу, поблагодарив её и извинившись за ланч. Эйвери сидит в машине и всё еще ждет меня, что-то печатая в своем телефоне. Она раздраженно смотрит на меня.

– Почему так долго? Принесла его?

– Он поймал меня.

– Он ЧТО? – шипит Эйвери. – Но... но я даже не видела, как подъезжала его машина.

Я указываю большим пальцем позади себя. Эйвери оборачивается, и её глаза расширяются, когда она видит черный седан, припаркованный почти за квартал позади нее.

– Он увидел мою машину, – говорю я.

– Почему его лобовое стекло в каких-то коричневых разводах?

Из моего рта вырывается единственный смешок, но быстро исчезает. Эйвери выглядит растерянной, а затем качает головой.

– Что там произошло? Ты выглядишь мрачно.

– Не хочу об этом говорить, – произношу я спокойно и завожу машину. Должно быть, Эйвери заметила мои красные глаза или сопливый нос, или то как я двигаюсь, словно из меня высосали энергию, потому что она не заставляет меня остаться или вернуться, чтобы достать письмо. Думаю, даже у безжалостных популярных девочек есть сердце. Магистраль мелькает за окном, пока я везу её домой.

– Я прочла письмо, – говорю я инертно. Глаза Эйвери вспыхивают.

– Что-нибудь... она писала что-нибудь о хирургическом вмешательстве?

– Нет.

Эйвери выдыхает, и за одно дыханье её покидает нечто беспокойное и тяжелое.

– Неврология, верно? – спрашиваю я.

– Да. Не было никаких симптомов пока...

Эйвери зажмуривает глаза.

– Неважно. Просто забудь об этом.

– Что он сделал, Эйвери? Ради Христа, что, черт побери, он сделал?! Почему вы с Реном так его боитесь?! Он просто парень. Тинэйджер.

Эйвери поднимает на меня глаза, в них что-то тяжелое и непостижимое.

– Нет, толстушка. Он не просто парень-тинэйджер. Я знакома с тинэйджерами. Джек не один из них. Может, он выглядит как подросток, и, возможно, так написано в его свидетельстве о рождении, но он старше. Ты это чувствуешь, не так ли? Даже ты не можешь быть настолько тупой.

– Чувствую что?

– Его отличие.