— Но других у меня нет.
— Как на счет того, чтобы остаться здесь?
— Не могу. Все мои вещи там, я здесь не живу… черт, не дави на меня. Просто… едем со мной.
— Что? — Вэл вскидывает брови. — Ты, серьезно, что ли?
— Похоже, что я шучу?
— Я не посещаю эти вечеринки.
— Я знаю, но сегодня сделай исключение.
— Мне не хочется.
Думаю, Вэл устал со мной возиться, ну а мне надоело, что возятся со мной. Мне нужно самой как-то разбираться со своим дерьмом.
— Ладно, — вдруг произносит Вэл, кидая пульт на соседнюю кровать.
— Вэл ты не обязан. Я просто спросила.
— Не ной, я поеду с вами и точка.
Мы появляемся в самый разгар. Когда я вхожу в дом следом за Хейли и Вэлом, у меня подкашиваются ноги. Прямо сейчас я хочу убежать отсюда. Меня кидает из крайности в крайность, но чем больше я думаю, тем больше запутываюсь и не знаю, как поступить правильнее.
Но я уже здесь. Из колонок ревет Hollywood Undead «War Child», и толпа сходит с ума. Запах дыма, секса, виски и безудержного пофигизма уже заманивает в свои сети. Вэл чувствует некоторую скованность, но Хейли хватает его за руку и тянет в самую гущу наших знакомых ребят.
Несколько минут я оглядываюсь, но не вижу Иэна. Его нигде нет. Какой-то парень прижимает девушку к перилам и опускает голову к ее губам. Она извивается и хватает его за задницу. Сквозь сигаретный дым различаю силуэт Майки. Он словно чувствует мой взгляд — поворачивает голову и в его глазах появляется удивление. Он тут же грубо отталкивает девушку и приближается ко мне.
— Я не должна была приходить, так? — Мне хочется выяснить все сразу.
— Не знаю, что у вас произошло, но он слетел с катушек, — говорит он. — Может, ты расскажешь?
Я качаю головой.
— Все сложно.
Майки фыркает:
— Легко никогда не бывает.
— Где он?
Он напрягается. Я вижу, как Майки пытается что-нибудь придумать.
— Скажи мне, — требую я.
— Он в спальне.
Сердце делает такой кувырок, что я чувствую давление в горле.
— Не один…
— Один… не знаю. — Майки пытается уйти от разговора.
— Ладно, увидимся. — Мой голос спокоен. Я разворачиваюсь на каблуках и иду к Вэлу и остальным.
Вот что чувствовала Спенсер тогда? Тогда, когда была на моем месте. Когда ее парень был в постели с другой… вот что она чувствовала.
Задержав дыхание, прикрываю глаза. Я сама виновата. Я это заслужила. Но от этого не легче. Черт возьми, как это больно.
Никто не замечает того, что мое сердце буквально разорвалось в груди. Я вижу Вэла, который наконец-то расслабился и развалился на диване. Вижу знакомые лица, которые улыбаются мне и что-то спрашивают. Вижу Хейли с бутылкой виски в руках, она тянет ко мне руки, и я позволяю своему телу плюхнуться на диван рядом с ней.
Секунды превращаются в минуты, минуты в часы, часы в сутки. Мне кажется, проходит целая вечность, пока я прихожу в себя. Я вижу перед собой протянутую руку. Хейли что-то кричит, но за шумом собственного отчаяния я ничего не слышу.
Боже… какая я слабая. Слабая и безвольная.
— Всего одну, она не повредит, — слышу чей-то голос.
На моей ладони появляется небольшая цветная таблетка, точнее, малая ее часть. Здесь все накачены, я тоже хочу расслабиться. Что будет с одной? Я кладу таблетку на язык и запрокинув голову, чувствую, как она медленно скользит по моему горлу.
Слабая и безвольная…
Сжав под своими руками покрывало, я продолжаю сидеть на кровати и смотреть в одну точку. За последние сутки я настолько позволил эмоциям управлять собой, что прямо сейчас чувствую себя истощенным.
Из меня летело все дерьмо, вся ярость, которую оставила после себя Линдси.
Когда я услышал из ее рта все эти мерзкие слова о своей матери, я даже не смог достойно ответить. Меня настолько ранило это… Казалось, это была не она. Она не могла такое сказать. Не могла.
Но сказала.
Ее губы, которые я так любил целовать, ее язык, который доставлял мне безумный кайф, смог выплюнуть все то дерьмо, что я услышал от нее.
Когда оцепенение прошло, я стал крушить все на своем пути. Называл ее сукой, стервой и многими грязными словами, не желая себя контролировать. Сэд еще злится за то, что я в приступе ярости сломал его ноутбук. На поле я был зверем, которого удалили за неспортивное поведение после второго периода.
Ярость имеет свойство рассеиваться. Я не мог быть психом вечно. Да, я позволил эмоциям управлять собой, но когда пожар в груди стал медленно угасать, я стал думать. Что-то было не так. Не могло все так взять и прекратиться. Это Николас, я уверен. Он снова угрожал ей и на этот раз придумал способ настолько изворотливей, что она была вынуждена сказать мне это.
Я не знаю, что это или быть может, я как придурок ищу ей оправдания, но что-то не так, я чувствую. Не может все это быть правдой.