Прекрасный белый снег (СИ)

Одним махом, даже не поморщившись он выпил обе рюмки, спустился в туалет в подвальном этаже, и долго ещё, с остервенением оттирал перед зеркалом ярко-красную помаду со щеки... "И правда, — думал он, — это было просто чудо... Куда уж тут чудесней... Чудес на свете не бывает..."

Почти уже за полночь он зашёл в ночную лавку недалеко от дома и на оставшиеся деньги взял две бутылки дагестанского, явно палёного коньяка. Одну распечатал прямо во дворе, тут же, не отрываясь, из горлышка выпил половину. Потом, без всяких мыслей, сидел долго в садике у дома на скамейке и допивал остатки. И наконец допив, поднялся на восьмой этаж, в свою квартиру — позвонить Серёге, другу детства из пятиэтажки по соседству.

Полночи в Серёгином дворе они пили коньяк и играли на гитаре, два раза ходили за добавкой, он рассказывал Серому, какие, оказывается, встречаются бессердечные женщины на свете, Серёга соглашался, они снова пили, он хриплым голосом выл что-то тоскливое перебирая струны, так продолжалось почти до самого рассвета, и продолжалось бы наверное ещё дня два, не меньше, но кто-то из жильцов измученных концертом вызвал милицию, и их забрали...

Глава третья

Почти весь следующий день Венька провёл не отходя от телефона. Домой он вернулся уже утром, в вытрезвитель их, слава Богу, не повезли: возиться с ними под конец ночной смены большой охоты у милиционеров не было, их просто, часок попарили в аквариуме, видимо по традиции и для профилактики, составили на обоих по административному протоколу со стандартным за нарушение порядка в общественных местах штрафом, и с пинком под жопу отпустили с Богом, чем пацаны остались несказанно довольны. В той же ночной лавке они подняли заспанного продавца с продавленной кушетки и потребовали пива. Уже тихо, без тоскливых хриплых песен они ещё немного посидели на скамейке, и разошлись в итоге по домам.

Сказать, что Веньке было плохо было бы несправедливо, просто даже как-то некорректно по отношению к богам веселья и похмелья. Мало того что жутко, пульсирующей болью в затылке и висках трещала его бедная, отшибленная за десять лет занятий боксом голова, руки тряслись как у паралитика, а тягучие рвотные позывы каждые пятнадцать минут гнали в туалет, так ещё и тяжёлые какие-то мысли не давали ему покоя.

Положив под голову две большие взбитые подушки, поджав ноги к животу лежал он на боку на узеньком кухонном диванчике, и время от времени, проверяя есть ли гудок снимал трубку телефона. Потом вставал, на подгибающихся ногах, кряхтя и охая, содрогаясь от позывов рвоты полз улиткой до сортира, и стоя на четвереньках в обнимку с унитазом жёлто-зелёной желчной пеной выворачивался пустым желудком наизнанку — съесть хоть что-нибудь за весь вчерашний день Венька так и не успел. Потом полз в ванную, долго полоскал прокисший рот, умывался и возвращался к своему грустному посту.

Милицейский протокол его конечно беспокоил, но не слишком. В то, что его могут попросить из СКА ему не верилось, ну а даже если и попросят, думал он, что-нибудь придумаю, в подвал какой-нибудь пойду, ставить удар начинающим бандитам. Сильнее всего его терзали мысли о вчерашней странной встрече. "Что же это было? — думал он. — И откуда она на меня свалилась. Жил себе не тужил, никого не трогал, и тут на тебе! Светочка... Конфеточка... Позвонить ведь обещала... И где она теперь? Банкет, банкет... Только для своих... Интересно, что там за свои такие? Бандюганы на цепях? Жирные лопатники в костюмах от Кардена? Меня подвезут... Конечно, подвезут... Подвезли уже наверное, куда-нибудь подальше... Вот они, бабы! Позвонить даже не удосужилась, как дела спросить... Приходи, я буду ждать... Пришёл... Не ждали..." И так снова и снова, и опять по кругу...

Уже ближе к вечеру Веньке немного полегчало, прошла наконец тягучая тошнота — ничего лишнего в желудке не осталось, и почти отпустило голову. Из холодильника он достал оставшуюся с утра бутылку ледяного пива, налил большую кружку и присел. Телефонный аппарат на кухонной стене молчал как рыба. В сотый наверное за сегодня раз снял трубку. Гудок был, аппарат работал. "А может это звонок, Веня? — прошелестел в голове тихий противный голосок. — А вдруг там что-нибудь перегорело? Звонок проверь... Серёге позвони... Заодно и товарища проведаешь, по несчастью..."

"Действительно, — подумал Венька, — а что я Серому-то не позвонил? Тоже небось, плохо человеку." И он в очередной раз снял трубку.

Серёга, как ни странно, чувствовал себя отлично, он отоспался от души, похмелился отцовским самогоном и сидел теперь над большой миской кислых щей. "Подожди, сейчас поем, перезвоню" — сказал он Веньке. "Везёт же человеку, — тоскливо думал Венька. — Самогона бахнул соточку-другую, щами закусил, и ни забот тебе и ни хлопот. Один я тут, как дурак, со своей неожиданной любовью..." Он понимал уже, что влюбился, он понял это ещё вчера, и совершенно ясно. "Ну всё, парень, ты попал, — говорил он сам себе. — Хлебнёшь ты, Веня, горя с этой Светочкой..."