Прекрасный дом

— Я знаю зулусов, — сказал комиссар. — Они восстают только против тех, кто с ними плохо обращается.

— Да, против тех, кто с ними плохо обращается, — подтвердил мистер Бертрам, шагая вдоль рядов импи.

— Обращайтесь с ними хорошо, и лучших воинов вам не сыскать во всем мире. Они прирожденные солдаты, послушные, мужественные, ими легко командовать…

— Когда у них желудок полон.

— Что ж, это свойственно всем армиям начиная со времен Цезаря. Майор Бертрам, я счастлив, что командование поручено именно вам. Они вас знают и уважают. Ведь они должны сражаться против своих родных и друзей, но, даже несмотря на это, вы не найдете в их рядах предателей и изменников.

Помощник начальника полиции подождал, пока смотр закончится, а затем конфиденциально сообщил командирам:

— Должен сказать вам, что прошлой ночью из зулулендской полиции дезертировало не менее двадцати человек и три полицейских поста с верховьев реки перешли на сторону мятежников.

— Неужели? Почему же вы не известили нас?

— Вот я и говорю вам.

— Клянусь богом, когда дело доходит до решительных действий, они все становятся мошенниками и бездельниками. Они лишены чувства благодарности, они даже не знают о его существовании.

— Я советую расформировать зулулендскую полицию, а затем снова ее набрать. Отбирая лучших, я смогу создать вооруженную гвардию. Я рад, что приехал посмотреть импи.

— Но можем ли мы поручиться за них? — спросил майор Бертрам.

Он торопился в соседние усадьбы и уже уселся за руль автомобиля. Он велел лейтенанту заводить, и мотор заревел. Делегаты от импи стояли в стороне, не решаясь подойти к вздрагивающей, чихающей дымом машине. Это были пожилые, зрелые люди, среди них находился и Умтакати.

— Какого черта им нужно? — крикнул майор Бертрам.

Лейтенант, кассир управления, поговорил с ними и встревоженный вернулся к машине. Майор Бертрам нажал на тормоз, и мотор, кашлянув, заглох. Трехмесячное жалованье вперед и отказ покинуть этот район! Он повернулся к комиссару.

— Вот ваши прирожденные солдаты, сэр. Не арестовать ли этих наглецов, и дело с концом?

— Это не наглецы, это пожилые люди, — сказал комиссар.

— Арестовать их невозможно, — заметил начальник полиции.

Зулусы медленно двигались к машине. Широколицый великан с проседью в бороде поднял руку.

— У нас есть третья просьба, великие отцы. Мы просим, чтобы нам дали винтовки.

Когда майору Бертраму перевели эти слова, он побагровел.

— Эти импи становятся опасными, и все это плохо кончится. Что нам делать, мистер Сондерс?

— Я все еще очень верю…

— Нет, нет, вы верите во всех кафров, как в Динузулу. Я думаю, придется их расформировать.

— Об этом нечего и думать, если только вы не пожелаете снова дать им работу на плантациях.

— Почему я должен выручать вас?

— Не только меня, но и себя тоже. Их необходимо беречь от смуты, держать в строгом подчинении.

— Очень хорошо, — сказал сахарный магнат. — Я готов нанять их вновь за обычную плату. Но я не могу взять на себя бесплатное питание. С них будут вычитать шиллинг в неделю за еду.

Автомобиль был снова заведен, и они помчались по дороге, врезавшейся в зеленую стену сахарного тростника.

Служащие с сахародробилки бродили по усадьбе или сидели в конторе, расстегнув кобуры револьверов. Они были слишком напуганы, чтобы после расформирования импи, да еще при вычетах за питание, предложить людям снова выйти на работу. Их было явно недостаточно, чтобы справиться с тысячей недовольных. Под лучами солнца от сахарных плантаций шел пар, и кучи выжатого тростника возле сахародробилки наполняли воздух тошнотворно-кислым запахом. В бараках или на грязном берегу реки собирались рабочие-зулусы и весь день о чем-то подозрительно шептались. Потом они стали уходить в тростниковые поля — сначала маленькими группами; оттуда никто не возвращался. Белые служащие ждали известий о положении в других вербовочных пунктах, куда направился с инспекторским осмотром их управляющий и командир. Но рабочие тоже посылали своих людей шепнуть словечко завербованным. Импи получили удар и теперь угрожающе притаились в бараках и на плантациях.