Прекрасный мир, где же ты

Выйдя из кухни, Саймон поднялся по лестнице и на мгновение замер у двери комнаты Айлин. Изнутри доносились всхлипы и сбивчивое дыхание. Он осторожно побарабанил по двери костяшками, и все затихло. Эй, сказал он, тут только я. Можно войти? Снова послышался плач. Он открыл дверь и вошел. Айлин лежала на боку, подтянув колени к груди, одной рукой зарывшись в волосы, другой прикрыв глаза. Саймон закрыл за собой дверь, подошел и сел на край кровати, ближе к подушкам. Не могу поверить, что это моя жизнь, сказала она. Он сидел и дружелюбно смотрел на нее сверху вниз. Иди сюда, сказал он. Она снова всхлипнула и вцепилась в свои волосы. Ты меня не любишь, хрипло ответила она. Она меня не любит. У меня никого нет. Никого. Не могу поверить, что мне приходится жить вот так. Не понимаю. Он положил свою широкую квадратную ладонь ей на голову. О чем ты? – сказал он. Конечно же я люблю тебя. Иди сюда. Она быстро и сердито потерла лицо руками, не проронив ни слова, а потом напряженно и с раздражением подвинулась и положила голову ему на колени, прижавшись к ним щекой. Так-то лучше, сказал он. Она хмурилась и терла глаза. Я уничтожаю все хорошее в собственной жизни, сказала она. Всё. Он гладил ее по волосам, убирая с лица выбившиеся влажные пряди. С Элис я все испортила, продолжила она. И с тобой. На этих словах она снова всхлипнула, прикрыв глаза. Он медленно провел рукой по ее лбу, по волосам. Ничего ты не испортила, сказал он. Не обращая внимания на его слова, она перевела дыхание и продолжила: Когда мы выпивали вчера вечером в городе… Она снова замолчала, глотнула воздуха и с усилием продолжила: Я в кои-то веки почувствовала себя счастливой. Я даже подумала: о, хоть на миг я счастлива! Иногда мне кажется, что я наказана, как будто Бог наказывает меня. Или я сама себя, не знаю. Потому что, если мне хоть пять минут бывает хорошо – тут же обязательно происходит что-то плохое. Как на прошлой неделе у тебя на квартире, когда мы смотрели телевизор. Я должна была предвидеть, что после этого все испортится, потому что я сидела там у тебя на диване и думала, что не могу и припомнить, когда еще я была так счастлива. Каждый раз, когда случается что-то по-настоящему хорошее, всё разваливается. Наверное, это из-за меня, может, я сама виновата. Не знаю. Эйдан меня терпеть не мог. Теперь и Элис тоже, и ты. Саймон успокаивающе прошептал: Я могу. Айлин торопливо вытерла слезы, которые все наворачивались и наворачивались на глаза. Не знаю, может, я не такой уж замечательный человек, сказала она. Может, я на самом деле думаю о других гораздо меньше, чем о себе. О тебе, например. Я ведь догадываюсь, что ты еще несчастнее меня, просто не говоришь об этом. И ты всегда добр ко мне. Всегда. Вот и сейчас я плачу у тебя на коленях. А ты хоть раз плакал у меня на коленях? Никогда, ни разочка. Он нежно смотрел на нее сверху вниз, на веснушки у нее на скуле, на ее ярко-розовое ухо. Никогда, согласился он. Но мы разные. И я не несчастлив, не переживай. Порой мне бывает грустно, но это нормально. По-прежнему прижимаясь щекой к его коленям, она помотала головой. Но ты постоянно заботишься обо мне, а я о тебе почти нет, сказала она. Он медленно поглаживал большим пальцем ее скулу. Ну, может быть, я не очень умею принимать заботу, ответил он. Слезы ее поутихли, и она лежала, ничего не говоря. Затем она спросила: А почему? Он неловко улыбнулся. Не знаю, сказал он. Но мы тут не про меня, а про тебя разговаривали. Она повернула голову, глядя на него снизу вверх. Мне бы хотелось хоть раз поговорить о тебе, сказала она. Глядя на нее сверху вниз, он на мгновение замолчал. Мне жаль, что тебе кажется, будто Бог наказывает тебя, сказал он. Не верю, что это в его духе. Всматриваясь в него, она сказала: Когда мы на днях ехали в поезде, я написала Элис, мол, хотелось бы мне, чтобы десять лет назад Саймон позвал меня замуж.