Прекрасный мир, где же ты

Феликс, который уже давно молчал, так и сидел на скамейке, откинувшись к стене, потягивая пиво из бутылки. Ничего, ответил он. Ты это уже сказала. И я тоже ничего, не понимаю, почему ты решила, будто мне есть до этого дело? Элис стояла у столешницы спиной к Феликсу, наблюдая за его отражением в кухонном окне. Чуть погодя он заметил это, их взгляды встретились. Что? – сказал он. Я тебя не боюсь. Она опустила глаза. Это, наверное, потому что ты плохо меня знаешь, сказала она. Он беспечно рассмеялся. Она ничего не сказала. Еще несколько секунд он смотрел ей в спину. Лицо ее сильно побледнело, она взяла с сушки винный бокал, мгновение подержала в руке и с силой швырнула об кафельный пол. Верхняя часть бокала с дребезгом разлетелась на осколки, а ножка почти невредимой откатилась к холодильнику. Он молча наблюдал, даже не шелохнувшись. Если ты думаешь что-то с собой сделать, не трать силы, сказал он. Только сцену устроишь, но легче все равно не станет. Ее напряженные руки упирались в столешницу, глаза закрыты. Она прошептала: Нет, не волнуйся. Я ничего с собой не сделаю, пока вы все здесь. Он приподнял бровь и глянул на свою бутылку. Тогда мне лучше оставаться здесь, сказал он. Костяшки ее пальцев, цепляющихся за столешницу, побелели. Не думаю, что тебе и правда есть дело, буду я жить или умру, сказала она. Феликс отхлебнул пива. Я должен бы разозлиться, что ты так со мной разговариваешь, заметил он. Но смысл? Ты все равно не со мной на самом деле разговариваешь. В твоей голове все еще продолжается разговор с нею. Элис склонилась над раковиной, закрыв лицо руками, а он встал и двинулся к ней. Не оборачиваясь, она сказала: Только подойди и я тебе на хрен врежу. Феликс, я врежу. Он замер у стола, а она стояла, обхватив голову руками. Время тянулось в тишине. Наконец он вышел из-за стола, задев стул и несколько крупных осколков стекла. Она пару секунд так и стояла у раковины, словно не слышала его приближения, а затем, не оглядываясь, сползла вниз. Ее била дрожь, зубы стучали. Она тихо застонала: О боже. Я покончу с собой, я это чувствую. Он прислонился к столу, глядя на нее. Да, со мной такое тоже бывало, ответил он. Но я так этого и не сделал. И ты не сделаешь. Да, сказала она. Думаю, ты прав. Прости. Она слабо улыбнулась и опустила глаза. Все у тебя нормально, сказал он. И мне, между прочим, есть дело, жива ты или мертва. Ты и сама это прекрасно знаешь. Несколько долгих секунд она смотрела на него, взгляд ее скользил по его телу, рукам, лицу. Прости, сказала она. Мне стыдно за себя. Я думала… Не знаю, я думала, что мне лучше. Прости. Он сел на стол. Да, тебе лучше, сказал он. Это всего лишь крошечный – как бы другие это ни называли – крошечный эпизод. Ты что-нибудь принимаешь? Антидепрессанты или еще что-то? Она кивнула. Да, сказала она. Прозак. Он сочувственно смотрел на нее, она села на стул. Да? – сказал он. Что ж, ты на нем неплохо держишься. Когда я принимал эту дрянь, мне вообще не до секса было. Она рассмеялась, руки ее задрожали, словно от облегчения, что катастрофы не случилось. Феликс, сказала она, не могу поверить, что грозилась ударить тебя. Я чудовище. Не знаю, что и сказать. Прости. Он спокойно встретился с нею взглядом. Ты не хотела, чтобы я приближался, вот и все, сказал он. Ты и сама не понимала, что говоришь. И ты же клинический случай, не забывай. Смущенно она глядела на свои дрожащие руки. Я думала, это уже позади, сказала она. Он пожал плечами, вытаскивая из кармана зажигалку. Но нет, не позади, сказал он. Это нормально, нужно время. Она коснулась губ, глядя на него. А когда ты сидел на прозаке? – спросила она. Не глядя он ответил: В прошлом году, месяц или два, и быстро с него слез. И вытворял кое-что похлеще, чем расколошматить пару винных бокалов, уж поверь. Постоянно ввязывался в драки. Фигня всякая. Он погладил большим пальцем колесико зажигалки. И с подругой у вас все будет хорошо, сказал он. Элис уставилась на свои колени и сказала: Сомневаюсь. Мне кажется, это такая дружба, в которую один человек вкладывается гораздо сильнее, чем второй. Он снова чиркнул зажигалкой, огонек вспыхнул и тут же погас. Считаешь, что она не дорожит тобой? – сказал он. Элис все еще смотрела на свои колени, разглаживая юбку. Дорожит, сказала она. Но не так, как я. Он встал из-за стола и пошел к выходу во дворик, переступая через большие осколки стекла. Распахнув дверь, он оперся о косяк и выглянул в сырой сад, вдыхая прохладный ночной воздух. Оба молчали. Элис встала, достала из-под раковины совок и щетку, начала подметать. Самые мелкие осколки разлетелись дальше всего – они поблескивали под батареей, за холодильником, под столом. Закончив, она ссыпала содержимое совка на газету, свернула ее и выбросила в мусорку. Феликс стоял, прислонясь к дверному косяку, и смотрел наружу. Про меня ты думаешь точно так же, заметил он. Даже интересно, что ровно так же. Она выпрямилась и посмотрела на него. Что? – спросила она. Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул, прежде чем ответить.