Прелесть

— Я же говорил: прутик летит далеко и быстро.

Вебстер стоял неподвижно, будто в землю врос.

«Летит далеко и быстро, — подумал он. — И бьет сильно».

— Не волнуйся ты так, приятель, — мягко произнес волк. — Мы знаем, что ты не хотел. Все останется между нами.

Пухляк перепрыгнул с плеча Питера на ветку и визгливо завопил:

— Я расскажу! Пойду и расскажу Дженкинсу!

Волка вмиг охватила ярость, глаза налились кровью.

— Ах ты, мелкий гнусный доносчик! — прорычал он. — Ябеда-корябеда паршивая!

— Я расскажу! — визжал Пухляк. — Дженкинс все узнает!

Он взвился по стволу, пробежал по длинной ветке и перепрыгнул на другое дерево.

Волк ринулся за ним.

— Стой! — крикнул ему вдогонку Питер.

— Деревья скоро закончатся, дальше будет луг, — быстро проговорил волк. — Не беспокойся, я догоню.

— Нет, — сказал Питер. — Хватит с нас одного убийства.

— Он же и правда донесет.

— Да я и не сомневаюсь, — вздохнул Питер.

— А я могу ему помешать.

— Кто-нибудь увидит и донесет на тебя, — сказал вебстер. — Нет, Люпус, я против.

— Тогда советую убежать и спрятаться. Я знаю одно местечко, тебя там за тысячу лет не найдут.

— Не получится, — возразил Питер. — В лесу хватает глаз и ушей. Они теперь на каждом шагу. Куда бы я ни подался, выследят. Не те нынче времена, чтобы прятаться.

— Пожалуй, ты прав, — вздохнул волк и, развернувшись кругом, уставился на мертвую малиновку. — Как насчет того, чтобы избавиться от улики?

— От улики?

— Ну да. — Опустив голову, волк подбежал к птице.

Раздался хруст. Люпус облизал пасть и сел, обвив лапы хвостом.

— Мы с тобой поладим, — сказал он. — Да, брат, чувствую, что поладим. Ведь мы так похожи друг на друга.

На его носу красноречиво трепетало перышко.

Превосходное тело. Вовек не заржавеет, и прочное — хоть кувалдой по нему лупи, даже крошечной вмятинки не останется. А уж хитрых устройств в нем просто не счесть.

Дженкинс получил это тело в подарок на день рождения. Что подтверждалось аккуратной гравировкой на груди: «Дженкинсу от собак».

«Но я не хочу его носить, — сказал себе Дженкинс. Слишком уж оно роскошное для древнего робота. — В таком нарядном теле мне было бы неуютно».

Он покачивался в кресле, внемля вою ветра под стрехами.

«Подарок сделан от души. И конечно же, я не вправе обидеть дарителей. Придется иногда пользоваться телом, хотя бы приличия ради. Чтобы порадовать собак. Ведь они так старались, мастерили не жалея времени и труда. Но повседневно носить не буду. Только в праздники.

Может, приду в нем на Пикник вебстеров. Да, на Пикник надо отправиться в лучшем виде. Это очень важное событие. Соберутся все вебстеры, все, кто еще живет на Земле. Они захотят, чтобы я в этот день был с ними. Они каждый раз меня зовут, ведь я робот вебстеров. Да, я всегда был роботом вебстеров и всегда им буду».

Он позволил голове опуститься, и в комнате зазвучал шепот. Слова, которые помнил и робот, и комната. Слова из далекого прошлого.

Поскрипывала качалка, и этот звук был одним целым с потемневшими от времени стенами комнаты. Одним целым с воем ветра под стрехами и бормотанием сквозняка в дымоходе.

«Огонь, — подумал Дженкинс. — Как же давно его у нас не было… Люди любили огонь. Любили сидеть перед ним и высматривать разные образы. И мечтать.

Но мечты людей, — сказал себе Дженкинс, — давно исчезли. Одни перебрались на Юпитер, другие похоронены в Женеве. Сейчас они возрождаются, но это лишь слабые ростки — мечты вебстеров.

Прошлое, — размышлял робот. — Его слишком много во мне. Прошлое сделало меня бесполезным. Слишком многое я должен помнить, и эта память становится важнее того, что нам нужно сделать. Я живу в прошлом, и это никуда не годится.

Джошуа сказал, что прошлого не существует, а уж кому это знать, как не ему.

Да, из всех собак только он может знать. Ведь он столько усилий потратил на поиски дороги в прошлое. Джошуа так хотел отправиться туда и проверить, было ли все то, о чем я ему поведал. Он думает, что я ослабел умом — рассказываю сказки роботов, полуправду-полубайки, приукрашивая их красноречия ради.

Он не догадывается, что мне об этом известно.

Ему меня не обмануть, — мысленно хихикнул Дженкинс. — Никому это не под силу. Я же знаю каждую собаку с момента рождения, знаю, что у нее на душе. Я с самого начала помогал Брюсу Вебстеру. Слышал, как первый пес-мутант выговорил первую букву. И если собаки забыли, то я не забыл ничего. Ни слова, ни жеста, ни взгляда.

Возможно, это совершенно естественно — что собаки способны забывать. Они вершили великие дела. Я почти не вмешивался, и это было очень правильно. Я поступал так, как научил меня Джон Вебстер в тот давний-предавний вечер. Вот почему Джон Вебстер сделал так, что город Женева оказался наглухо закрыт. Потому что он был Джон Вебстер. Совершить такое мог только он. И никто другой.

Он верил, что изолирует человеческий род, очищая землю от людей, целиком отдавая ее собакам. Но он кое-что упустил из виду. Да-да, — сказал себе Дженкинс, — упустил. Он забыл о своем собственном сыне, о ватажке чудаков, решивших однажды вооружиться луками и стрелами и поиграть в дикарей.