И то, что задумывалось как хобби, — размышлял робот, — стало трудным образом жизни. И пробыло таковым без малого тысячу лет. До тех пор, пока мы не нашли их потомков и не вернули назад. В усадьбу Вебстеров, туда, откуда все началось».
Дженкинс покачивался, сложив руки на коленях и опустив голову. Кресло скрипело, ветер завывал, погромыхивало окно. Закопченный зев камина шептал о былых временах, былых людях, былых ветрах, что дули с запада.
«Прошлое, ты бесполезно, — думал Дженкинс. — Ты нелепо, коль скоро нужно сделать так много важного, а от тебя никакой помощи. У собак впереди столько проблем…
Например, проблема перенаселения. Мы часто и подолгу ее обсуждаем. Чересчур расплодились кролики, потому что на них не охотятся волки и лисы. В лесах прорва оленей — пумам и волкам запрещено есть дичину. Слишком много скунсов, мышей, диких кошек, белок, дикобразов, медведей.
Запрети столь важный регулятор, как убийство, и получишь избыток живых существ. Возьмись контролировать болезни и лечить травмы с помощью мобильных медицинских роботов, и лишишься второго регулятора.
Человек с этим справлялся, — сказал себе Дженкинс. — Да, человек умел решать такие проблемы. Он беспощадно сметал все, что вставало у него на пути. В том числе и себе подобных.
Человек никогда не задумывался о создании огромного животного общества, никогда не мечтал о том, чтобы скунс, или енот, или медведь шел рядом с ним по жизненному пути. Никогда не желал, презрев все естественные различия, планировать будущее вместе со зверем, помогать ему и принимать от него помощь.
А вот собаки поставили перед собой такую цель. И достигли ее.
Как в сказках о Братце Кролике, — подумал Дженкинс. — Как в детской фантазии о давно ушедшей эпохе. Как в библейском пророчестве о льве и ягненке, которые возлягут рядом. Как в мультфильме Уолта Диснея, вот только в мультфильмах нет правды, поскольку в их основе лежит человеческое мышление».
Со скрипом отворилась дверь. Дженкинс шевельнулся в кресле.
— Здравствуй, Джошуа, — сказал он. — Привет, Икебод. Может, зайдете? Я просто сижу и думаю.
— Мы мимо проходили и увидели свет, — сказал Джошуа.
— Его-то я и вспоминал, — задумчиво кивнул Дженкинс. — И ту ночь, пять тысяч лет назад, когда из Женевы прилетел Джон Вебстер, а до него здесь несколько веков не бывало людей. Он лежал в постели наверху, и все собаки спали, и я стоял у окна и смотрел за реку. А там ни единого проблеска, сплошь глухая тьма. Я стоял и вспоминал те времена, когда за рекой горели огни. И думал, суждено ли им зажечься вновь.
— Огни теперь есть, — тихо вымолвил Джошуа. — Ночью по всему миру горят лампы. Даже в пещерах и берлогах.
— Да, я знаю, — сказал Дженкинс. — С этим сейчас даже лучше, чем было при людях.
Икебод протопал в угол, где стояло лоснящееся тело робота, и с нежностью погладил металлический корпус.
— Мне было очень приятно, — заговорил Дженкинс, — получить в подарок новое тело. Но не стоило вам так хлопотать. Старое вполне пригодно, разве что заплатку-другую не мешало бы поставить.
— Просто мы тебя любим, — объяснил Джошуа, — и этот подарок — самое меньшее из того, что могли бы дать тебе собаки. Мы хотели бы сделать что-нибудь посерьезнее, но ты же всегда запрещал. Может, все-таки согласишься на новехонький дом, с уймой всякой современной всячины внутри?
Дженкинс отрицательно покачал головой:
— От такого дома не будет пользы, потому что я не стану там жить. Поймите, мой дом — вот этот, где мы с вами сидим. Он всегда был моим. Надо лишь латать его время от времени, как мое тело, и я буду здесь счастлив.
— Но ты же совсем один в этом доме.
— Это не так, — возразил робот. — Тут полно народу.
— Полно народу? — удивился Джошуа.
— Людей, которых я знал.
— Вот так тело! — восхищенно произнес Икебод. — Хотел бы я его примерить.
— Икебод! — вскричал Джошуа. — А ну отойди! Не смей трогать!
— Да пусть его, — сказал Дженкинс. — Если мальчик будет заглядывать сюда, когда я не слишком занят…
— Нет, — отрезал Джошуа.
По свесу крыши скребнула ветка, будто пальцами пробарабанила по оконному стеклу. Громыхнула черепица, легонько проплясал по крыше ветер.
— Хорошо, что вы зашли, — сказал Дженкинс. — Я хочу с вами поговорить. — Он качнулся взад-вперед. — Я не буду жить вечно. Семь тысяч лет — это гораздо дольше, чем я надеялся протянуть.
— В новом теле ты проживешь трижды по семь тысяч лет, — пообещал Джошуа.
— Проблема не в теле, — ответил Дженкинс, — а в мозгу. Видишь ли, он у меня механический. Сделан надежным, с расчетом на долгий срок службы, но однажды что-нибудь переклинит, и ему придет конец.
В тишине скрипело кресло.
— Я умру, перестану существовать, — сказал Дженкинс. — И это нормально, в порядке вещей. Ведь я больше не нужен вам. Давно ушло то время, когда от меня была польза.
— Ты всегда будешь нам нужен, — мягко произнес Джошуа. — Без тебя мы не справимся.
Но Дженкинс продолжал, будто не услышав его:
— Я хочу поговорить о людях. Хочу поведать вам правду о них. Хочу, чтобы вы поняли.
— Я постараюсь понять, — кивнул Джошуа.