Прелестная обманщица

проскакал во двор. Она подошла к двери конюшни и увидела Софи, которая спрыгнула со взмыленного

Брутуса и решительным шагом направилась в дом. Бока лошади были покрыты кровоточащими ранами,

словно ее нещадно хлестали. Эмма в ужасе вскрикнула и бросилась к Брутусу.

В этот момент в дверях конюшни появился Мартин.

– Ты только взгляни на него! – охала Эмма.

– Да как же она могла! – Мартин покачал головой.

57

– Ты видел, кто взял лошадь? – изумилась Эмма.

– Видел.

– Но зачем?..

Мартин, не ответив, взял Брутуса под уздцы и повел в конюшню.

Доминик сидел в библиотеке, когда туда ворвалась Софи.

– Я только что побывала на конюшне, – не поздоровавшись, заявила она. – Я хотела, чтобы мне

оседлали лошадь, но конюха там не оказалось.

– Я думал, что ты пообедаешь с нами, Софи. – Доминик был ошеломлен ее внезапным

появлением. Он как раз подсчитывал расходы, пытаясь выкроить деньги на новую карету.

– Я передумала. Ты такой злой!

– Я не злюсь, Софи. Просто мне было неприятно слышать, что я тебе не угодил. Если ты решила

вернуться к Косгроувам, я позабочусь о том, чтобы тебе оседлали лошадь, а Мартин сопроводит тебя,

так как у меня очень много дел.

– Я сама сумею разобраться со слугами! Ты только взгляни: твой жеребец, Брутус, стоит во

дворе весь взмыленный. Его просто загнали!

– Обычно на нем ездит Эмма, – спокойно заметил Доминик, – а она умеет обращаться с

лошадьми.

– Позволь в этом усомниться.

Доминик отложил перо и пошел на конюшню, где увидел Мартина, который смазывал раны

жеребцу, и Эмму, прильнувшую к шее животного. Слезы ручьями текли у нее по щекам.

– Что случилось? Кто это сделал?

Ответа не последовало.

– Я требую ответа, Мартин, – настаивал Доминик. – Лошади твоя забота, и если ты недоглядел...

– Милорд, это сделано нарочно, – ответил наконец Мартин.

– Но кем?

– Откуда мне знать, милорд.

– Неужели Эмма? – Доминик повернулся к ней.

Эмма не успела ничего ответить, как Мартин встал на ее защиту:

– Милорд, не надо обвинять мисс Вудхилл. Она сегодня не брала лошадь, да она никогда такое

не сделает!

– Тогда кто?

Мартин и Эмма молчали. Доминик посмотрел на Софи, и взгляд его упал на испачканный

кровью хлыст, который она по-прежнему держала в руках.

Доминика охватил ужас. Неужели Софи настолько жестока! Как могла она исхлестать лошадь,

прекрасное, послушное животное? Ее поведение было выше его понимания. Да еще и обвинила Эмму.

Это стало для него последней каплей.

– Отведи его в стойло. Я скоро приду и помогу тебе, – велел он Мартину.

Мартин увел прихрамывающую лошадь, а Эмма вся в слезах смотрела им вслед. Доминик

шагнул к ней и остановился. Что он мог ей сказать, какими словами смягчить горькую обиду,

нанесенную ей Софи?

– Простите, Эмма, – вымолвил он.

– Ты просишь у нее прощения? – закричала Софи. – За что? Тебе следует просить прощения у

меня, а не у нее!

Доминик повернулся к Софи.

– Я прошу у тебя прощения за то, что забыл приказать оседлать тебе лошадь. – Он увидел

конюха, идущего по двору с вилами, – видимо, за сеном. – Бен, оседлай лошадь для мисс Монтфорест и

поезжай вместе с ней.

Бен поспешил выполнить распоряжение, а Софи пронзила Эмму взглядом, в котором сквозила

ненависть.

– Вам это не сойдет с рук, – прошипела она и, обращаясь уже к Доминику, добавила: – Я жду

тебя завтра в Ньюмаркете и надеюсь услышать, что горничная получила по заслугам.

Эмма едва не рассмеялась и не сказала, что она – не прислуга. Но, взглянув на расстроенное лицо

Доминика, отвернулась и молча пошла в дом.

Глава девятая

58

Эмма читала в маленькой гостиной, когда туда спустя полчаса вошел Доминик. Она отложила

книгу и посмотрела на него. Вид у него был измученный, рубашка помята и испачкана, а лицо серое.

– Как Брутус? – спросила она. – Поправится?

– Рубцы заживут, – ответил он, опускаясь рядом с ней на диван, – но позволит ли он потом

оседлать себя, сказать трудно.

– Не могу выразить словами, как я сожалею о случившемся.

– Господи! Вы ведь не подумали, что я виню вас? Я знаю, кто это сделал и почему, – мрачно

сказал Доминик. – Она хотела отхлестать не его.

– И все же, как бы человек ни был сердит, зачем же вымещать свою злобу на бессловесном

животном?

– Кто знает, отчего люди поступают так, а не иначе? – произнес Доминик.

– Мне очень жаль, – повторила Эмма. – Полагаю, Софи ясно дала понять, что мое присутствие в

этом доме нежелательно. Так что будет лучше, если я покину вас.

– И думать забудьте! По-вашему, я не хозяин в собственном доме? Здесь распоряжаюсь я. Кроме

того, Софи злится на меня, а не на вас, Эмма, так как я был вынужден сказать ей, что «Нежная дева»,

скорее всего, затонула.

– Разве нет никакой надежды на возвращение судна?

– Боюсь, что нет, а из этого следует, что необходимо сократить расходы. – Он взял руку Эммы и

крепко сжал. – Я вынужден был сказать об этом Софи, чтобы она не строила планов по обновлению

дома и забыла о покупке новой кареты. У меня нет на это средств. – Доминик удивился своей

откровенности. Обычно он ни с кем не делился заботами, но с Эммой легко говорить, она так

внимательно слушает, устремив на него сочувственный взгляд, словно разделяет с ним его трудности. –