Прелюдия: Империя

— Дочь моя, подбирай слова. Сам Патриарх признал его заслуженным. Оно неожиданное.

— Виновата и каюсь. Неожиданное счастье. Я действительно всем сердцем и всей душой простила Артассу и, если бы могла, просила бы о снисхождении к ней.

— Здесь ты можешь, дочь моя. В этом судилище нет ни принца, ни раба. Я могу сказать, что твое прощение занесено в протокол, что мы убедились, что оно искреннее, а не показное, и что ей будет дан выбор между смертью и другим наказанием.

Ангтун, шатаясь, со слезами на глазах от физической и душевной боли, вышла из зала суда. Снаружи ожидал сопровождавший ее Тук.

— Тебя опять пытали?

— Я была сама виновата. Я пыталась солгать, чтобы спасти Артассу. А получилось еще хуже.

— Бедная, добрая, маленькая любимая моя! — проникновенно сказал Тук и вдруг поцеловал ее. Ангтун вначале сжалась внутри себя. но чувствуя, что поцелуй чистый и продиктован лишь желанием помочь ей, вдруг ласково ответила на поцелуй, и поцелуй продлился несколько минут. А потом счастливый Тук отвел ее домой.

Придя домой, Ангтун помылась, подкрасилась, надела свежий хитон и отправилась на занятия. Она твердо решала не давать себе спуску. Наставницы знали, куда она ходила, и почувствовали, что некоторые из упражнений причиняют ей боль. Илтун, одна из наставниц, очень красивая женщина лет тридцати, взяла Ангтун за руку и отвела в свою комнатку.

— У тебя не только тело болит, Ангтун, но и душа! Расскажи, в чем дело, насколько возможно, не нарушая клятвы о неразглашении.

— Сегодня я поняла и на своем теле, и на своей душе, что лжи во спасение не бывает. Что любая ложь — это ложь. И это было очень тяжело и больно. А потом, когда я вышла из суда, Тук так ласково встретил меня и утешил, что я не выдержала и ответила на его поцелуй. И это меня тоже мучает.

— Сестра моя! Вот это — не грех. Ты преступила формальные человеческие установления, но был бы тяжкий грех ответить неблагодарностью тому, кто искренне хотел тебе помочь, и тем самым ввергнуть его в отчаяние. Это был бы вампиризм. Так что ты ответила ему правильно, и даже обнять его в тот момент, если бы это было возможно, было бы тоже правильно.

— Спасибо, наставница! Ты меня немного утешила. И знаешь, в старой жизни я бы даже не засомневалась либо ответить неискренними объятиями на такое утешение, либо, наоборот, обдать его презрением и чувствовать себя выше его. А то и сделать обе эти вещи одну за другой… Насколько я все-таки была подлая и низкая! Ну а сейчас я живу по-настоящему, но как же тяжело, оказывается, жить! — и Ангтун заплакала.

— Напомню тебе старое изречение: жизнь легкой не бывает, легким бывает только существование. А то, что ты сейчас сделала, и то, что случилось с Туком ранее, когда ты его очаровала, сама того не желая, что ж поделаешь, это необходимое событие в твоей нынешней жизни. Может быть и хуже. Если почетный гость желает рабыню, то позор для хозяина не дать ему ее ласки, если только рабыня не беременна. Если отличившийся вассал желает объятий рабыни в качестве награды, предпочитая их другой награде, то хозяин должен приказать рабыне, а рабыня должна всем телом и всей душой вознаградить героя. С Туком ты, по необразованности своей, допустила несколько ошибок. Расскажи мне, как у вас с ним было, и я объясню тебе, как надо было бы делать, чтобы он был не менее счастлив и вместе с тем не имел никаких надежд на будущее.

— Да кто на меня, такую уродину, польстится!

— Тук вот уже польстился. Ты расцветаешь прямо на глазах. Когда у тебя отрастут волосы и ты полностью разовьешься как женщина, ты будешь того типа красоты, который мужчины называют "аппетитная и сладенькая". Они будут виться вокруг тебя, как мухи вокруг меда. Так что я поучу тебя, как вести себя в случаях, когда ты должна уступить мужчине, должна быть при этом очень нежной с ним, должна оставить у него самые лучшие воспоминания и никаких ложных надежд.

И начался детальный разбор, как уже привыкла Ангтун на примере других рабынь, что она делала правильно, а что неправильно. Только обычно такой разбор был публичным, а здесь он происходил наедине, жалея чувства Ангтун, которая все-таки не была рабыней в коротком хитоне.

— Я многое поняла, — сказала Ангтун наконец. — Но как же это противно: отдаваться страсти и ни на минуту голову не отключать, чтобы делать только то, что надо, и только тогда, когда надо!

— А гетера, более того, должна уметь отключить голову, полностью отдаться страсти, и вместе с тем в интуиции следить, когда же внезапно вновь включить ее.

Ангтун, всхлипывая на груди у наставницы, вдруг почувствовала, что та искренне жалеет ее, и не смогла удержать свое любопытство.

— Наставница, ты такая красивая, твои манеры такие благородные, ты такая мудрая и образованная, что я удивляюсь, как ты оказалась рабыней? Ты — гетера из неимперских земель и тебя захватили в плен на войне?

— Полноправных гетер даже на войне в плен не берут. Они ходят между враждебными лагерями, опасаясь лишь разбойников и необузданной солдатни. Моя история трагичнее.

— Тебе не будет тяжело ее рассказать?