Прелюдия к большевизму

Керенский. Нет, не помню.

Крохмал. А разве Савинков не говорил с вами об этом?

Керенский. Возможно. Этот вопрос обсуждался.

Крохмал. Однако речь определенно не заходила, когда было решено привлечь войска?

Керенский. Будет неверно утверждать, что наше внимание было главным образом направлено в эту сторону, что мы ожидали большевистского переворота. Наше внимание, лично мое внимание, было направлено на разные вопросы. Вы помните, как раз в это время некоторые великие князья были арестованы, проводились всевозможные дознания. После Московского государственного совещания для меня стало совершенно ясно, что следующий удар придет справа, а не слева.

Председатель. Поехал ли Савинков в штаб, зная инструкции правительства, в соответствии с ними или по собственной инициативе?

Керенский. И то и другое. Понимаете, он организовал конференцию всех комиссаров в штабе 24 августа (о чем я даже не знал или забыл), чтобы обсудить разные предложения реформ; в то же время было необходимо прийти к решению по многим срочным вопросам, например, об Офицерском союзе, об отправке войск и т. д. Что же касается вопроса об обнародовании закона о смертной казни, за исключением Петроградской области, то его также нужно было решать, и я попросил Барановского поехать с Савинковым, чтобы военным делам было уделено больше внимания. [Помню, что в этой самой комнате я встречался с Савинковым, двумя моими коллегами (Якубовичем и Тумановым) и с Барановским. Мы занимались определением области, которую следовало исключить из юрисдикции главнокомандующего после того, как Петроградский район будет передан под юрисдикцию Ставки. Тогда же было решено, что Барановский также поедет в Ставку.]

Председатель. Что было вам доложено, и знали ли вы, что Савинков брал с собой Миронова, и какова была цель этого?

Керенский. Нет, я не знаю о Миронове. Я помню, что через день после его отъезда я хотел, чтобы Миронов организовал так, чтобы за передвижениями отдельных людей велось наблюдение. Я послал за Мироновым. Мне сказали, что он поехал в Ставку с Савинковым.

[В то время Н. Д. Миронов возглавлял департамент контрразведки при Генеральном штабе Петроградского военного округа. Его прибытие в Ставку с Савинковым вызвало значительную тревогу и чрезвычайное раздражение.

«Я знаю, — возбужденно сказал Савинкову Корнилов, — Керенский хочет арестовать ценного офицера… Он отправил с вами Миронова, этого профессора санскрита. Я знаю, что Миронов замешан в политическом шпионаже. Он приехал сюда, чтобы следить за нами…»

«Миронов приехал с моего разрешения, — ответил Савинков. — Керенский даже не знал, что он едет со мной…»

«Все равно, я предупреждаю вас, если Миронов осмелится арестовать здесь кого-нибудь, я прикажу его застрелить моим текинцам (солдаты-азиаты)».

«Он не может никого арестовать без моего приказа», — заметил Савинков.

Это красноречивый отрывок из разговора Савинкова с Корниловым 24 августа. Тревогу, вызванную приездом в Ставку Миронова, быть может, легче понять в свете того факта, что Савинков намеревался предпринять решительные меры против Главного комитета Союза офицеров и политического отдела штаба в связи с полученной информацией о заговоре.]

Председатель. Какой рапорт о своей поездке в штаб представил Савинков?

Керенский. Не слишком подробный. Он сказал мне помимо прочего, что в первый день (23 августа) Корнилов принял чрезвычайно возбужденный и непримиримый тон в отношении меня. И только после долгих переговоров Савинкову удалось смягчить эту враждебность, и после его отъезда сам Корнилов или его представитель — не помню кто — позвонил Савинкову и попросил его передать мне, что Корнилов желает сотрудничать со мной и что он предан мне.

В то же время Барановский, который также возвратился, сказал мне, как я уже упоминал, что атмосфера в штабе была невыносима, что «даже невозможно там упоминать ваше имя», что «практически никакая работа не делается», потому что за всеми столами невозможно ничего услышать, кроме политических дискуссий.

[Я должен здесь упомянуть, что один из наиболее неожиданных аспектов политики Корнилова состоял в том, что с момента его назначения Верховным главнокомандующим все вопросы — военные, стратегические или касающиеся фронта — полностью перестали интересовать штаб. То, что было главным предметом моих обсуждений с Алексеевым и Брусиловым, теперь отошло на задний план. Я помню, как по нескольким поводам я выражал удивление таким увлечением политикой, когда такие вопросы вообще не должны были обсуждаться.]

Председатель. Говорил ли вам Савинков о своем предложении не объявлять введение военного положения в Петрограде до того, как к городу подойдет 3-й корпус?