Прелюдия к большевизму

Керенский. Среди бесконечного потока людей, приходивших ко мне со всякого рода серьезными предложениями или «планами», полезными советами и праздными разговорами (при этом каждый был убежден, что истинная причина всех бедствий в том, что я не прислушался к нему), приходил и В. Львов. Он особенно не распространялся о своих «планах» или о переменах во Временном правительстве, однако пытался убедить меня, что «моя песенка спета», что у меня нигде нет поддержки, потому что сейчас «меня ненавидят правые» и что я «утратил влияние» у демократов из-за моих решительных репрессивных мер против большевиков и преследования их, что я и мое Временное правительство «потеряли почву под ногами», что необходимо найти поддержку, что он может помочь, что кабинет нуждается в переменах и что в него следует включить элементы еще более умеренные, чем кадеты. Поскольку все это произошло вскоре после Московского совещания, я решил, что это естественно — прийти и высказать свое мнение. Я отвечал ему общими фразами, что я — убежденный приверженец коалиционного правительства и т. д. Сейчас я не помню подробности нашего разговора, но суть его была в том, что В. Львов пытался показать, что у меня «нет поддержки», в то время как у него что-то или кто-то был за спиной. Он все время повторял: «Мы можем сделать это. Мы можем сделать то». Я спросил его, кто эти «мы», что он может сделать и от чьего имени говорит? На эти вопросы он ответил: «Я не имею права говорить вам. Я лишь уполномочен спросить вас, желаете ли вы вступать в дискуссию». Я понял из того, что он говорил, что он пришел по поручению какой-то определенной группы. В этом сомнений быть не могло. Он неоднократно намекал, что только что откуда-то приехал и что должен вернуться в этот же день, но «прежде чем я уеду, я должен получить от вас ответ». Он подчеркнул следующее: «Меня проинструктировали спросить вас, желаете ли вы или нет включать новые элементы во Временное правительство, и обсудить с вами этот вопрос». Я ответил: «Прежде чем я дам вам ответ, я должен знать, с кем я имею дело, кто те люди, которых вы представляете, и что они хотят». — «Это общественные люди». — «Общественные люди бывают разные», — заметил я. И наконец я сказал: «Что ж, предположим, у меня нет поддержки, что вы можете предложить, каковы на самом деле силы, на которые вы опираетесь? Я могу представить, из кого состоит ваша группа и кто эти публичные люди». И тогда он намекнул на то, что я ошибаюсь, что «их» поддерживают значительные силы, которые никто не может себе позволить игнорировать.

Такой разговор состоялся у меня со В. Львовым. Разумеется, я не дал ему ни инструкций, ни полномочий. Я считаю, что он, говоря (в Ставке) в мою пользу, «расширил» свои полномочия, потому что я ничего ему не обещал. Я прямо сказал ему: «Прежде чем я дам вам какой-либо ответ, вы должны мне сказать, с кем я имею дело».

Шабловский. А он сказал, что не уполномочен говорить вам?

Керенский. Да, и это больше всего меня озадачило. В дебрях информации, которую я получал относительно планируемых линий поведения различных групп, эта секретность привлекла мое внимание. Я давно знал Львова: я понимал, что он зашел ко мне не для того, чтобы просто поболтать. Он говорил, что желает мне добра, что моя личность интересует его, что он не хочет моего падения и т. д.

Шабловский. Поскольку он не сказал, откуда пришел, потому что не был уполномочен сделать это, не предположили ли вы, что именно он наделен такой властью?

Керенский. Я не говорил «власть». Я сказал: «Прежде чем я выскажу свое мнение, я должен знать, с кем я имею дело и от чьего имени вы говорите».

Шабловский. Как он закончил разговор?

Керенский. Он этого не сделал. Он спросил: «Вы будете вести переговоры, если я скажу вам?» Я ответил: «Скажите мне более определенно, что вы хотите узнать от меня и почему». Он сказал: «До свидания» — и удалился. Так все закончилось. Ставка даже не упоминалась.

Шабловский. Вы ожидали, что он придет снова после этого разговора с более ясными и определенными предложениями, или вы решили, что дело закончено?

Керенский. Я подумал, что дело именно так и закончится. Вообще-то говоря, я не придавал никакого значения этому, но некоторые детали, и особенно поведение В. Львова, привлекли мое внимание. Я подозревал, что он ссылался на группу Родзянко, группу «людей, которые были» и у которых тогда был свой штаб в Москве. Не следует забывать, что это было время всякого рода праздных разговоров и происков. Даже в июне — июле иногда ко мне приходили люди с разными предложениями относительно «правильной организации» правительства. Мне даже делали прямые предложения о введении диктатуры. Такие предложения позволяли мне легче следить за людьми из окружения Корнилова, потому что они были из тех, кто раньше пытался добиться моего благосклонного внимания.