Прелюдия к убийству. Смерть в баре

– Она уже мастер, – уточнил Генри.

– Да, такая жалость, – прокомментировала мисс Прентис.

– Почему?

– Я консервативна и считаю, что сцена не лучшее место для добропорядочной девушки, дорогой. Но, конечно, Дина должна сыграть в нашей маленькой пьесе. Если она снизойдет до такой скромной сцены.

Генри открыл рот, собираясь что-то ответить, но передумал. Эсквайр промолвил:

– А вот и они!

Послышался шум машины, едущей по гравию, и два веселых гудка старомодного клаксона.

– Пойду встречу их, – предложил Джернигэм-младший.

III

Генри вышел в холл. Когда он открыл входную дверь, то сразу ощутил холодный воздух с улицы. Молодой человек вдохнул морозную свежесть, запах промерзшей земли и опавшей листвы. Фонарь у дома бросал свет на три фигуры, выбирающиеся из машины. Пастор, его дочь Дина и высокая женщина в бесформенном меховом пальто – Идрис Кампанула. Произнеся все необходимые приветственные слова, он пригласил гостей в дом. Появился дворецкий Тейлор и мастерски справился с поношенным пальто пастора. Генри, не отрывая глаз от своей возлюбленной, повесил на вешалку меха мисс Кампанулы, сразу заполнившей собой весь коридор. Идрис была надменной старой девой с большим бюстом, румяным лицом, непричесанными серыми волосами и огромными костлявыми руками, в безвкусной дорогой одежде. Она была очень богата и считалась близкой подругой Элеонор Прентис. Их альянс держался на взаимных антипатиях и интересах. Обе обожали скандалы и скрывали свою страсть под видом благопристойных и верных суждений. Заклятые подруги не доверяли друг другу ни на йоту, но было очевидно, что им приятно общаться. В беседах их манеры существенно разнились. Элеонор никогда не отказывалась от своего образа добропорядочной дамы, избегающей прямых столкновений. Идрис же была из тех женщин, которые гордились своей откровенностью. Она любила хвалиться тем, что всегда смело называет вещи своими именами, добавляя, что кузен, генерал Кампанула, однажды назвал ее «лопатищей». Дама взращивала в себе эту грубоватую прямоту, которая вряд ли могла многим понравиться, но сходила за чистую монету среди самых простоватых ее знакомых. Правда же заключалась в том, что она закрепила за собой право выражаться в таком тоне, но очень рассердилась бы, если б кто-нибудь отплатил ей той же монетой.

Пастор, вдовец, отличался классической мужской красотой, благодаря которой он стал предметом вожделения старых дев, проявлявших слишком большой интерес к делам прихода. Об этом Генри сообщила Дина. Элеонор Прентис держалась с пастором скромно и застенчиво. Она говорила с ним нежным воркующим голосом, время от времени мелодично смеясь. Идрис Кампанула называла пастора «мой дорогой человек», смотрела на него такими глазами, что заставляла его морщиться, вызывая у Дины смешанные чувства отвращения к ней и сострадания к отцу.

Повесив шубу, Генри поспешил к Дине. Они были знакомы всю жизнь, но во время учебы в Оксфорде и после, проходя военную службу, он видел ее очень редко. К его возвращению в Пен-Куко девушка окончила театральные курсы и присоединилась к небольшой труппе, где проработала шесть месяцев. Потом труппа развалилась, и Дина вернулась домой, став актрисой. Три недели назад Генри неожиданно встретил ее на холмах за Клаудифолдом. Ему вдруг показалось, что он видит ее впервые. От такого открытия он испытал изумленный восторг. Ловить ее взгляд, говорить, стоять рядом с ней – все это дарило ему блаженство. Теперь его сны были наполнены любовью, а пробуждаясь, он мечтал о ней и наяву.

– Дина – моя самая большая и единственная мечта, – говорил он себе, но так как не был до конца уверен во взаимности, то боялся признаться. Только вчера в прекрасной старой гостиной в доме пастора, когда девушка так доверчиво смотрела в его глаза, он заговорил о любви. Но затем он увидел Элеонор, застывшую в темном холле. Дина заметила ее спустя минуту и, не сказав ни слова, вышла, поприветствовав даму. Генри пулей вылетел из дома любимой и поехал к себе в Пен-Куко с побелевшим от гнева лицом. С тех пор они не говорили, и сейчас молодой человек смотрел на нее взволнованно. В ее больших глазах он увидел радость.

– Дина!

– Генри!

– Когда я смогу тебя увидеть?

– Ты видишь меня сейчас, – ответила она.

– Одну. Пожалуйста!

– Я не знаю. Что-нибудь случилось?

– Элеонор!

– О господи! – воскликнула Дина.

– Мне надо поговорить с тобой. За Клаудифолдом, где мы встретились в то утро. Завтра, до завтрака, сможешь, Дина?

– Хорошо, – ответила она. – Если получится.

Они услышали голос Идрис Кампанулы. Генри неожиданно понял, что она задает ему вопрос.

– Извините, – начал он, – боюсь, что я…

– Итак, Генри, – перебила она. – Куда нам теперь идти? Ты забыл о своих обязанностях, секретничая с Диной. – И она засмеялась, издав звук, похожий на ослиный крик.

– Пожалуйста, пройдите в кабинет. Мы идем за вами.

Войдя в кабинет, Идрис пожала руку Джослину и чмокнула мисс Прентис.

– Где доктор Темплетт? – спросила гостья.

– Еще не приехал, – ответила Элеонор.