– Ты говоришь чушь, – отвечаю спокойно, – ей было плевать на это. Она отдали меня в приют, избавилась от ущербной дочери, чтобы самой выбрать себе идеального ребенка. Ты просто не знаешь меня так, как знала она, и не понимаешь, о чем говоришь.
– Ну так расскажи! – он придвигается, и до меня доносится его запах, будоражит чувства и нервы, – я пытаюсь узнать тебя. Я же и правда нихрена о тебе не знаю. Ты водила меня за нос, ускользала снова и снова, а я понятия не имею как!
– Я метаморф, – торопливо признаюсь упавшим голосом, пока не передумала малодушно. Вижу растерянность в темных глазах и пытаюсь оправдаться, будто возможно оправдаться за то, что родилась с дефектом, – Я не знаю почему... так вышло.
– Метаморф? – переспрашивает недоверчиво.
– А как еще ты думаешь я могла так долго бегать от тебя? Ну и спасибо порталам, конечно. Я вела тебя в ту деревню, чтобы ты прошел мимо и продолжил искать несуществующего человека, а я бы перезимовала там и вернулась обратно.
– Но чтобы менять внешность, ты должна была убить, – он отпускает мои плечи и взъерошивает свои волосы. Без его рук сразу становится зябко, и я кутаюсь в одеяло.
– Так и есть, – говорю тихо, пристально следя за реакцией Вальтера. Почему-то очень важно, чтобы он меня выслушал. Не найдя отвращение в темных глазах, одну лишь продолжающую расти растерянность, позволяю себе надежду.
Пусть знает обо мне все, и тогда он либо оставит меня, как сделали это мать с отцом, либо я перестану бояться, что он меня бросит. Ставлю на карту все, потому что тяготит подарок судьбы, который каждую секунду может просто исчезнуть.
– Так ты поэтому не... – он замолкает и гулко сглатывает, будто не может говорить, – ты поэтому не девственница? Он...
– Нет! – восклицаю, но добавляю грустно: – не меня. Мою подругу. Мы работали вместе. Там где я росла... почти все девушки зарабатывали телом. Это не значит, что взять может кто угодно, но тот рыжий решил иначе. На услуги денег видимо не хватило, или пожалел. В любом случае я вошла невовремя... для него конечно, и сделала первое, что пришло в голову. Хотела просто помешать, оглушить, но не рассчитала силу. Там было столько осколков... Там, где я работала... В общем, владельцу заведения не нужны были проблемы, и он нас не выдал, избавился как-то от тела, но выгнал обеих на улицу. Подруга быстро нашла новую работу, она не особо щепетильна, а я как раз в тот день получила ту самую записку.
– Где ты работала, Лили? – голос Вальтера не выражает ничего, но глаза мечут громы и молнии.
– В борделе. Да дай договорить! – хватаю за руку вздрогнувшего всем телом после моих слов двуликого. Рубашка его опасно затрещала на ставших еще шире плечах, а за чуть вытянувшейся челюстью мелькнули острые белые зубы. – Я никогда не торговала собой! Ну, если не считать танцев...
– Что за нахрен, Лили? – в простом вопросе слышится злобное рычание, и я, кажется, впервые слышу волка, который бескомпромиссно вытеснил разумную часть Вальтера и единовластно правил его эмоциями. – Другую работу не нашла?!
– А ты сам попробуй! – шиплю ему в лицо, вмиг злясь за это чистоплюйство, – родись девчонкой, останься на улице, в приюте. Потом ты должен оттуда сбежать, потому что в подворотне хотя бы не умирают от голода! Но за еду ты должен выполнять мелкие поручения, а когда станешь достаточно ловким, то утром на рынке срезать кошельки, а поздно ночью заманивать пьяных в переулки, чтобы твои друзья, которых ты вовсе знать не желаешь, занялись беднягой. Все деньги ты отдаешь старшему, который и решает все за тебя. Еда, одежда, мне не принадлежало ничего! Попробуй и оттуда уйти, потому что стал достаточно взрослым, чтобы тебя захотели подложить под клиента. Но вот незадача, у тебя нет накоплений, нет даже одежды, потому что старшие не идиоты, они не дают тебе возможность отложить хоть медяшку, и проворачивают все так, что ты всегда им должен. Всегда в долговой яме! Должен за еду, которой хоть и вдоволь, но не вынести за порог чтобы продать или поделиться с теми, кому повезло меньше, за место, где никто не тронет и пальцем без согласия, но только и ждут, когда ты надоешь своим покровителям. Вот тогда попробуй найти другую работу!
С каждым моим словом Вальтер будто сдувается. Сначала потухли горящие праведным гневом глаза, потом медленно исчезли звериные черты лица, плечи стали немного уже, и натянутая до предела ткань опадает. Двуликий смотрит внимательно, и так, что в горле вдруг застревает тугой ком.
– Даже не думай, – предупреждаю, сглатывая тяжело, – если начнешь жалеть меня, не скажу больше ни слова, ясно?
– Ясно, – Вальтер отводит взгляд, – продолжай.
Закатываю глаза, жалея о собственной несдержанности, но заканчиваю свою историю.